href="ch2-1295.xhtml#id875" class="a">[1295] склонен считать несомненной истиной, senes plerunque delirasse in senecta, что старики обычно впадают в детство, ob atram bilem, из-за избытка в них черной желчи, а арабский врач Разис (Cont. Lib. I, cap. 9 [Основы, кн. I, гл. 9]) называет это «неизбежным и неотъемлемым свойством»[1296] всех старых и дряхлых людей. После семидесяти, как говорит псалмопевец{1158}, остаются «одни лишь заботы и печаль»[1297], и обычный опыт подтверждает истинность этого у слабых и дряхлых, а в особенности у тех, кто вел всегда активный образ жизни, занимал важную должность, имел много обязанностей, обладал большой властью, должен был надзирать за множеством подчиненных и оставить все это ex abrupto, как Карл Пятый, неожиданно отказавшийся от всего в пользу короля Филиппа[1298]; такие люди мгновено оказываются во власти меланхолии или же, если они продолжают такой образ жизни, то кончают в итоге слабоумием (senex bis puer [старики впадают в детство]) и уже не способны управлять своим имуществом вследствие обычных немощей, свойственных этому возрасту; они удручены недугами, печалью и горем; ставшие вновь детьми, бестолковые, они часто, сидя, что-то хмуро бормочут или разговаривают сами с собой, они гневливы, раздражительны, их все выводит из себя, они «относятся ко всему с подозрением, капризны, скупы, черствы», — говорит Туллий[1299]; «упрямы, суеверны, заносчивы, хвастливы, самодовольны», — как справедливо замечает о них Бальтазар Кастильоне[1300]. Такие природные слабости особенно заметны у старух, у тех из них, кто беден, одинок, побирается, о ком идет дурная слава как о колдуньях, причем до такой степени, что Вьер[1301], Баптиста Порта, Ульрик Молитор{1159}, Эвичий считают все, что рассказывают о проделках колдуний, следствием одного лишь воображения и меланхолического склада. Эти авторы оспаривают мнение, что такие старухи будто бы способны с помощью колдовства умерщвлять скот, вылетать из печной трубы и передвигаться по воздуху на помеле, превращаться в кошек, собак и пр., перемещать с места на место предметы, устраивать свои сборища и, как они имеют обыкновение, отплясывать на них или же совокупляться с дьяволом; они приписывают все это преобладающей у ведьм избыточной меланхолической влаге, усыпляющим зельям[1302] и природным причинам, а также козням дьявола. Non loedunt omnino (говорит Вьер) aut quid mirum faciunt (de Lamiis, lib. 3, cap. 36 [о ламиях, кн. VI, гл. 36]) ut putatur, solam vitiatam habent phantasiam; они вовсе не творят такие чудеса, а лишь повредились в уме[1303]. «Им кажется, будто они колдуньи и могут причинять вред, однако они на это не способны»[1304]. Однако Боден, Эраст, Дано, Скрибаний, Себастьян, Микаэлис, Компанелла (de sensu rerum, lib. 4, cap. 9), иезуит Дандини (lib. 2 de Anima[1305] [кн. II, о душе]) опровергают их, а Чиконья пространно доказывает их неправоту[1306]. Что колдуньи больны меланхолией, эти авторы не отрицают, однако не по причине одной только болезненной фантазии они так обманывают себя и других и производят такие действия.

ПОДРАЗДЕЛ VI

Родители, передающие этот недуг по наследству

Другой внутренней врожденной причиной меланхолии является наш темперамент, целиком или частично унаследованный нами от родителей; Фернелиус называет его praeter naturam[1307], или противным природе, поскольку это наследственный недуг, ибо, как он объясняет, Quale parentum maxime patris semen obligerit, tales evadunt similares spermaticaeque partes, quocunque etiam morbo pater quum generat tenetur, cum semine transfert in prolem[1308], каков темперамент отца, таков он и у сына; а также обратите внимание на то, чем был болен отец, когда он его породил, ибо сын будет тоже страдать от того же впоследствии и унаследует не только его земли, но и его недуги[1309]. «И если характер и телосложение отца искажены, тогда, — говорит Роджер Бэкон, — характер и телосложение сына тоже неизбежно будут искажены и таким образом искажение перешло от отца к сыну по наследству»[1310]. Однако, согласно Гиппократу, это не в такой степени проявляется в строении тела, конституции, фигуре, шрамах и прочих чертах, как в привычках и свойствах разума»[1311], Et patrum in natos abeunt cum semine mores [Характер родителей передается детям через семя].

На бедре у Селевка был якорь, и, как пишет Трог{1160} (lib. 15 [кн. XV]) то же самое было и у его потомства. Лепид{1161}, согласно Плинию (lib. 7, cap. 17 [кн. VII, гл. 17), был близорук, и такой же изъян был у его сына. В древности существовал прославленный род Энобарбов{1162}, и такое свое прозвище они получили, поскольку у всех у них были рыжие бороды; а известная австрийская губа{1163} или еще плоские носы у индейцев, передававшиеся из поколения в поколение, баварские подбородки и выпученные глаза у евреев, как замечает Буксторфий[1312]; их голоса, походка, жесты, наружность унаследованы точно так же, как и их нравы и недуги; какова мать, такова и дочь; даже самые их склонности, утверждает Лемний, «происходят от их семени, и злоба и гнусный характер детей тоже во многих случаях могут быть поставлены в вину их родителям»[1313]; а посему у меня нет никакой необходимости хоть сколько-нибудь сомневаться и относительно меланхолии, поскольку и этот недуг — наследственный. Парацельс недвусмысленно подтверждает ту же мысль[1314] (lib. de morb. amentium, tom. 4, tr. I [кн. о болезнях рассудка, том 4, трактат I]), равно как и Кратон в своем послании к Монавию[1315]. И то же самое пишет Бруно Сейдель{1164} в своей книге de morbo incurab. [о неизлечимых болезнях]. Монтальт доказывает, основываясь на Гиппократе и Плутархе, что такая наследственная предрасположенность встречается весьма часто, et hanc (incuit) fieri reor ob participatam melancholicam intemperantiam, имея в виду пациента, «Я полагаю, что он стал таким, разделив наследственную меланхолию». Даниел Зеннерт (lib. I, part. 2, cap. 9 [кн. I, часть 2, гл. 9]) склонен считать, что меланхолический склад характера передается от отца не только к сыну, но иногда и всей семье: quandoque totis familiis hereditativam{1165}. Форестус в своих медицинских наблюдениях[1316] иллюстрирует эту мысль примером своего пациента, некоего купца, которому сей недуг достался по наследству; такой же пример приводит Родерик а Фонсека (tom. I, consul. 69 [том 1, совет 69]), рассказывающий о