гр. Ходица, которому простила его циническую выходку, – в имение графа, чтобы участвовать в блестящем музыкально-фантастическом фестивале, даваемом графом в честь приезда его чванной супруги. Консуэло знакомится тут со случайно заехавшим, путешествующим инкогнито под именем барона Крейца, Фридрихом Великим и даже спасает ему жизнь, на которую покушается мстящий за смерть жены и ребенка бывший дезертир, а теперь гайдук Ходица – чех Карл, некогда спасенный Консуэло и Тренком. (С этим последним, кстати сказать, Консуэло, часто встречаясь в Вене, заключила дружеский союз и однажды подарила ему нотную тетрадь, на всех листах которой написала имя Бертони, дабы при случае эти листочки могли послужить Тренку средством дать весточку о себе, не компрометируя ее своими сношениями с таким ненавистным и опасным в глазах прусского короля лицом). Барон Крейц – сиречь Фридрих II, навеки преисполненный благодарностью к спасшей его певице, уезжает из замка, так и не раскрыв своего инкогнито, а Консуэло с Порпорой тоже продолжают свой путь в Берлин.

Но в Праге на мосту их внезапно останавливает барон Фридрих Рудольштадт, присланный вновь впавшим в ясновидение, умирающим с горя от потери Консуэло Альбертом, и передает Консуэло его просьбу приехать немедленно к нему. И она поспешно едет в Ризенбург. Альберт при последнем издыхании, но чтобы если не спасти, то хоть дать ему умереть счастливым – Консуэло в последнюю минуту венчается с ним. Альберт умирает, а Консуэло – отныне графиня Рудольштадтская – великодушно отказывается от всех своих прав в пользу старой Венцеславы, объявляет ей, что лишь перед Богом будет считать себя женой Альберта, поручает несчастного старика Христиана ее попечениям и, связанная своим контрактом, едет в тот же день в Берлин, в качестве все той же безымянной, знаменитой лишь в искусстве, скромной Консуэло-Порпорины.

На этом кончается первая часть эпопеи-романа «Консуэло».

В «Графине Рудольштадт» мы застаем Консуэло уже в Берлине. Фридрих II за нею ухаживает. Его сестра, несчастная принцесса Амалия, которой Консуэло вручает, таинственным образом и неизвестно откуда полученное ею, завернутое в лист нот, некогда переданных ею Тренку, письмо, заключающее известие о бегстве этого самого Тренка из тюрьмы – принцесса Амалия дарит ей свое безграничное доверие и дружбу. Придворные уже начинают к ней заискивать.

Но Консуэло вся погружена в скорбные мысли об Альберте, виновницей смерти которого она себя считает, и тайну брака с которым она свято хранит от всех. Оказывается, однако, что эту тайну знает и Амалия, и знаменитый граф Сен-Жермен, и не менее знаменитый Калиостро, имеющие оба, под предлогом волшебных фокусов и магнетических опытов, свободный доступ к принцессе и помогающие ей и в ее сношениях с Тренком и в агитации против короля-философа, деспотизм которого она и брат ее, принц Генрих, ненавидят.

С целью скрыть эти свои истинные деяния, Амалия и ее приближенные даже эксплуатируют и пародируют знаменитую легенду Берлинского Двора о «метельщице», – знаменитом привидении, являющемся в коридорах замка перед смертью кого-либо из членов Бранденбургского Дома.

Но, к ужасу своему, Консуэло вскоре убеждается, что помимо проделок принцессы, во дворце и вне его творятся чудеса, и что она живет среди какой-то вечной тайны. То в театре, в ложе русского посла Головкина, она видит призрак Альберта и лишается чувств посреди какой-то арии. Другой раз ночью Консуэло и Амалия слышат шаги и метение действительной метельщицы. Затем Консуэло находит на стене своей комнаты, вместо засохшей ветви кипариса, неизвестно откуда взявшийся венок из белых роз с прикрепленной к нему таинственной запиской. Затем Калиостро показывает ей призрак Альберта среди собрания каких-то таинственных лиц, занятых не менее таинственными обрядами. Затем в музее дворца, в ту минуту, когда Консуэло разглядывает барабан, сделанный из кожи Яна Жижки, она вдруг видит двойника Альберта, которого называют «Трисмегистом», третьего таинственного чародея из приближенных к Амалии магнетизеров и колдунов. Словом, тайна на каждом шагу. Наконец, Консуэло замечает, что она окружена чьим-то многоглазным и не прекращающимся ни на одну минуту, ни днем, ни ночью, ни на сцене, ни во дворце, ни в самой ее комнате, шпионством: все ее слова, поступки, – все известно кому-то, или многим каким-то лицам.

Но всему этому наступает конец. Фридрих подозревает или узнает, что Амалия и ее друзья помогли Тренку сбежать. Тщетно он старается заставить Консуэло сознаться в ее участии в этом заговоре; не добившись ничего, он заключает ее в один из ужасных казематов крепости Шпандау. Но и в Шпандау Консуэло чувствует себя окруженной тайной и чьим-то невидимым надзором. Она слышит звуки скрипки Альберта, она получает таинственные записки.

Наконец, невидимые друзья ее, с помощью сына тюремщика – дурачка, или блаженного ясновидца, Готлиба, – и, оказавшегося в числе часовых, все того же чеха Карла, устраивают бегство, или, вернее, похищение Консуэло из Шпандау. Таинственный замаскированный незнакомец, кавалер Ливерани, который руководит этим похищением, молчаливый, как привидение, мчится с нею не то как с пленницей, не то как со спасаемой жертвой, с быстротой курьера, дни и ночи, и наконец привозит ее в таинственный замок.

Это замок Невидимых, – не масонов, не розенкрейцеров, не иллюминатов, а некоего высшего братства или ордена, которое возобновило в XVIII веке служение Св. Граалю или Св. Чаше, и для которого и масонство, и розенкрейцерство являлись лишь подготовительными ступенями. «Невидимые» задались целью своим учением обновить весь мир, – как рыцари Св. Грааля обновлялись поклонением Св. Чаше, – пересоздать его на основаниях равенства, братства и справедливости, на основаниях истинного христианства и истинной мудрости. Как Пьер Леру, они взяли в свое учение все, что нашли хорошего во всех религиях, у всех народов, у всех мудрецов древности и новых веков. Они всесильны и всемогущи, так как их приверженцы рассеяны по всей Европе, и все они в постоянном общении друг с другом. Цепь невидимых рук держит судьбы народов и отдельных лиц, невидимая сеть опутывает дворцы владык и хижины бедняков, частная благотворительность, как и грядущие общественные события, – все зависит от «Невидимых».[378]

Консуэло подвергается долгому искусу и многочисленным испытаниям, прежде чем ее принимают в братство. Заметим, кстати, что одна из поразительнейших по силе страниц Жорж Санд – это та глава, в которой «Невидимые» подвергают Консуэло последнему испытанию: внушают ей отвращение и вечную вражду ко всему, что зиждется на насилии. Странствуя по подземельям средневекового замка, где столько хранилось орудий жестоких казней, где все стены обрызганы кровью, где сама пыль под ногами – рассыпавшиеся в прах кости сотен и тысяч жертв, она наглядно знакомится со всеми