Чернильные языки вились по стенам. От портала веером расходились ледяные волны, от которых щипало кожу, а ресницы покрывались инеем. Пол и мебель покоробило от льда.

Я царапала дверцу, безуспешно пытаясь подцепить короткими лисьими когтями защёлку. Как же мне не хватало человеческих пальцев!

Краем глаза я видела, что Алек уже очнулся. Отгораживаясь от пламени стулом, он продвигался к Тени, с которой уже успела исчезнуть мазутно-чёрная кожа. Теперь она снова ничем не выдавала своего присутствия, даже глаза стали прежними — моими глазами. Но кажется, вместе с чёрной кожей, Тень потеряла ещё и свою уверенность. Вместо того, чтобы продолжать насмехаться над происходящим, она растерянно топталась на одном месте и пялилась в провал, беззвучно шевеля губами, точно вела с кем-то диалог, слышимый ей одной. Тьма её не трогала, обходя стороной.

— Тина! — позвал Алек. — Надо убираться отсюда! — он схватил Тень за её-мою руку и буквально поволок за собой к выходу из гостиной. На потолке со скрежетом треснула люстра, не выдержала холода.

— Отпусти! — взвизгнула Тень, вырываясь. — Мы не пойдём… нам нужно домой! — Она попыталась шагнуть к порталу, но Алек перехватил, рванул на себя.

— Ты чего творишь?! — рыкнул Пёс. Рыжая шерсть Эмона стояла дыбом, хвост нервно метался по полу.

Я скулила из клетки, пытаясь подать знак. Но, конечно, в такой момент никто не обращал на лисёнка внимания. С защёлкой ничего не вышло, клетку неумолимо засасывало в портал, от холода сводило конечности. Лисёнок плакал, но никому до него не было дела. Илона тянула Марию к двери, стремясь обойти пламя. А Павел подскочил к Алеку, и теперь помогал ему справиться с Тенью, которая упиралась, никуда не хотела идти и отчаянно, очень по человечески, вопила, протягивая руки к порталу:

— Матерь, забери нас! Забери… домой! Не оставляй…

— В сердцах догорают спички, — стонала Мария, — время песком сквозь пальцы! Шакала в мёртвую бездну столкнёшь на излёте дня!

— Да пойдём же, мама! — крикнула Илона, как вдруг от портала взметнулся мрак. Кошка не успела даже вздрогнуть, как Мария встала наперерез ледяному пламени, принимая удар на себя. Когда чернота схлынула, на том месте где только что стояла старуха осталась лишь пыль.

— Не стой столбом! — Алек потянул застывшую Илону к выходу. Другой рукой он крепко держал Тень, будучи уверен, что спасает меня. Мрак позволял им уйти. Чернильные щупальца стали короче, словно их втягивало обратно. Клетка, дребезжа, упала на бок, её неумолимо засасывало в портал. Мне мерещились в его глубине руки мертвецов и злобные паучьи глаза. От холода и страха я едва дышала.

Алек, Илона и Павел уже почти исчезли в коридоре, но Павел вдруг обернулся и посмотрел лисёнку в глаза в тот самый миг, когда клетка, оторвавшись от стола, падала в преисподнюю.

Словно что-то почувствовав, Койот вздрогнул, навострив уши. И бросился наперерез, в самый последний момент отталкивая клетку с лисёнком прочь от провала.

В ушах у меня зазвенело так, словно рядом ударили в колокол — это клетка стукнулась о стену. Мир несколько раз перевернулся вверх дном и замер, а потом я с ужасом увидела, что Койот застыл в шаге от портала. Чернильные щупальцы обвили его поперёк живота, не позволяя сбежать.

Павел успел только взмахнуть руками — раз и другой. Его растерянный взгляд зацепился за меня, за Алека, а в следующий миг Койот провалился в черноту.

Исчез в преисподней.

— ЦЕНА ГАРМОНИИ УПЛАЧЕНА, — раздался кругом голос ША.

Портал полыхнул холодом в последний раз, сжался в точку и пропал, забирая с собой пламя, могильный холод. И Павла…

“Не-ет!” — крикнула я. Лисёнок взвыл, отражая мой крик. Но было слишком поздно.”

Вырвавшись из рук Алека, Тень понеслась к месту, где только что зиял портал. Она остервенело принялась ощупывать покарёженный стол, словно где-то ещё могла остаться прореха в другой мир.

— Матерь… — плачущим голосом позвала Тень. За упавшими на лицо волосами я сумела разглядеть её-свои глаза. Представила, что шагаю, падаю в них, и неожиданно не встретила сопротивления. Перед внутренним взором возникла электрическая дуга перетаскивая меня из сознания лисёнка в моё собственное тело.

Один миг темноты, и я снова стала собой — лежала на холодном полу, слышала как плачет Илона, как спрашивает что-то встревоженный Алек… смотрела на лисёнка, запертого в клетке, и не чувствовала ничего кроме бесконечного невыносимого горя.

Горя, которого во мне хватило бы на целый океан…

Сцена 36. Подбирая хвосты

Холода наступили очень скоро, а вместе с ними пришла и зимняя сессия. И хотя я не видела в ней никакого смысла, погрузилась в процесс по самые лисьи уши.

Учёба помогала. Отвлекала от мыслей, которые дурными крысам рыскали в голове, как в лабиринте из которого нет выхода. Прислушиваться к ним было всё равно, что пытаться распутать клубок стальных, режущих пальцы нитей, а потом долго смотреть на ошмётки кожи и думать-думать-думать… Почему так получилось? Кто виноват? Где я совершила ошибки?

Ничего кроме страданий такие размышления не приносили. Поэтому я раз за разом загоняла их в дальний угол сознания, делая вид, что это не мою, а чью-то чужую жизнь прокрутили через мясорубку, перемололи до липкого фарша. И теперь нужно попытаться построить из этих остатков что-то нормальное.

Лекция по психологии должна была вот-вот начаться, почти все заняли свои места. Справа уселся Верблюд в наушниках, спереди место занял Слава-Рысь. Он больше не пытался ко мне подкатывать, у него появилась девушка — студентка соседнего потока, ухоженная Ласка.

Поближе к доске сидели подружки-кошки, те самые дуры-тусовщицы на глазах которых не так давно (а по ощущениям век назад) меня поцеловали…

Рядом с кошками читал книгу их друг на побегушках — Мышь-полёвка. Выше клевала носом студентка по обмену — вечно неуклюжая Панда, которая то и дело зевала, обнажая жёлтые клыки, и тёрла когтистыми лапами затянутые бельмом глаза. Она была из Слепых — не видела Эмонов. Как не видели их все остальные сокурсники. Да и в целом Универе кроме меня, да Алека, никого из Зрячих не осталось…

Я смотрела на галдящий вокруг зоопарк безразлично, удивляясь, что ещё какие-то три месяца назад вид звериных зубов и когтей вызывал приступ обморока.

Три месяца…

Первые дни после ритуала дались тяжко. Произошедшее, точно корявый пазл, не желало укладываться в голове. Да и как в такое можно было принять? Уз — нет.