Дэн разбирается в Библии столь же досконально, как Дарвин в своих жуках и усоногих раках, и с восторгом сообщаю, что он принял мое предложение и сейчас пишет книгу, посвященную примерам – с беспощадным разбором каждой строки – на каждое слово из зачина той моей второй главы, по порядку.

Апологеты христианства, конечно, ответят: мы все знаем о досадных и неудобных пассажах Ветхого Завета. Но как насчет[157] Нового Завета? Да, в учении Иисуса можно найти человечную мудрость. Нагорная проповедь так прекрасна – хочется, чтобы побольше христиан ей следовали. Но центральный миф Нового Завета (в котором ради справедливости стоит винить святого Павла, а не Иисуса) столь же возмутителен, как миф о почти-жертвоприношении Авраамом Исаака[158], от которого, может быть, он и произошел. Я говорил об этом в книге “Бог как иллюзия”, а позже вернулся к этой теме в пародии на П. Г. Вудхауса, которую написал для Рождественской антологии в 2009 году. К сожалению, из-за авторских прав я был вынужден изменить имена Дживса, Берти и преподобного Обри Апджона, директора школы Берти, где последний как-то получил премию за знание Писания.

– Вся эта ерунда про смерть за наши грехи и искупление, Джарвис. “И ранами Его мы исцелились”, вся эта чушь. Будучи в своей скромной мере не понаслышке знаком с ранами от розог старого Апкока, я спросил его прямо. “Когда я совершал проступок” – или лучше злодеяние, Джарвис?

– Предпочтение в выборе слов зависит от тяжести провинности, сэр.

– Так вот о чем я – когда меня застигали за совершением какого-нибудь проступка, я ожидал, что неминуемое возмездие по справедливости падет на мой вуфтерский тыл, а не на филейную часть какого-нибудь невинного бедолаги, если вы понимаете, о чем я.

– Безусловно, сэр. Принцип козла отпущения всегда имел сомнительную ценность с этической и с юридической точки зрения. Современная пенитенциарная теория бросает тень сомнения на саму идею возмездия, даже если наказанию подвергается сам злоумышленник. Соответственно труднее оправдать компенсаторное наказание некоего невинного заместителя. Рад слышать, что вы получили должное взыскание, сэр.

– Нет, в самом деле, Джарвис!

– Прошу прощения, сэр, я не имел в виду…

– Довольно, Джарвис. Я не обижен. Ни тени оскорбления. Мы, Вуфтеры, знамениты тем, что умеем вовремя оставить тему. Но я не закончил, у меня были еще некоторые соображения. На чем я остановился?

– Ваши изыскания едва коснулись несправедливости наказания за чужую вину, сэр.

– Да, Джарвис, вы прекрасно выразились. Несправедливость, верно. Несправедливость, вы попали в самое яблочко, это главный приз на любой ярмарке. Но дальше – хуже. Следите за моим рассуждением, Джарвис, как леопард за антилопой. Иисус ведь был Богом, верно?

– Согласно догмату Святой Троицы, провозглашенному древними отцами Церкви, сэр, Иисус был вторым лицом Триединого Бога.

– Так я и думал. То есть Бог – тот же самый Бог, который создал мир, который был оборудован таким количеством разума, что Эйнштейн молча завидовал издалека, Бог всемогущий и всезнающий, создатель всего, что открывается и захлопывается, безупречный образец прозорливости, несравненный кладезь мудрости и мощи – не мог придумать никакого другого способа простить наши грехи, кроме как самому сдаться жандармам и получить по первое число? Джарвис, скажите мне вот что. Если Бог хотел простить нас, почему он нас попросту не простил? Зачем эти муки? Зачем бичи и скорпионы[159], гвозди и мучения? Почему он просто не простил нас? Скажите, Джарвис, что вы об этом думаете?

– Сэр, вы поистине превзошли сами себя. Вы проявили наивысшее красноречие. И, если позволите, вы могли бы пойти еще дальше. Согласно многим высокочтимым пассажам традиционных богословских писаний, главным образом Иисус страдал во искупление первородного греха Адама.

– Черт возьми, Джарвис, вы правы! Помню, как я излагал этот довод с определенным воодушевлением и жаром. Подозреваю, что, может быть, именно он склонил чашу весов в мою сторону и принес мне победу в том конкурсе на знание Писания. Но продолжайте, Джарвис, вы меня удивительным образом увлекли. В чем состоял грех Адама? Подозреваю, он был тот еще фрукт. Измыслил коварный план, чтобы потрясти основы мироздания?

– Предание гласит, что его застали за поеданием яблока, сэр.

– Обчистил чей-то сад? И все? И за это пришлось расплачиваться Иисусу? Я слышал про око за око и зуб за зуб, но распятие за пару яблок? Джарвис, признайтесь, вы успели приложиться к хересу, что оставили для готовки. Вы же это не всерьез, конечно?

– Книга Бытия не уточняет видовую принадлежность похищенной провизии, но в предании издавна утверждается, что это было яблоко. Вопрос, однако, умозрителен: современная наука сообщает, что Адама на самом деле не существовало, а значит, он, предположительно, и не был бы способен согрешить.

– Джарвис, это ни в какие ворота не лезет – не то что в игольное ушко. Хватило бы и того, что Иисус страдал под пытками за грехи кучи других парней. Но все хуже: вы сказали мне, что другой парень был только один. Еще хуже: выясняется, что весь грех этого парня состоял в том, что он стащил из сада пару

“бабуль Смит”. А теперь, Джарвис, вы говорите мне, что негодяя и вовсе не существовало. Размер шляпы – не самое сильное мое место, но даже мне очевидно, что это полная ерунда.

– Я бы не решился употребить этот эпитет, сэр, но ваши слова во многом здравы. Возможно, для облегчения мне следует упомянуть, что современные богословы считают историю Адама и его греха скорее символической, чем буквальной.

– Символической, Джарвис? Символической? Но плети были не символические. Гвозди в кресте были не символические. Джарвис, если бы я, заголившись под розги в кабинете преподобного Обри, воспротивился, утверждая, что мой проступок – или злодеяние, если вам так больше нравится, – был всего лишь символическим, то как вы думаете, что бы он ответил?

– Охотно предположу, сэр, что педагог с его опытом воспринял бы такое оправдательное заявление с щедрой долей скепсиса, сэр.

– И вы, несомненно, правы, Джарвис. Апкок был суровый малый. В плохую погоду шрамы до сих пор побаливают. Но может быть, я недостаточно ясно обрисовал или, если на то пошло, очертил эту самую символичность?

– Сэр, некоторые могли бы счесть ваше суждение слегка поспешным. Богословы, вероятно, утверждали бы, что символический грех