Шрифт:
Закладка:
"Интересно", — сказал я сам себе несколько устало. Меня уже утомил этот словесный бред. 5 июля 1967 года Андерклифф сообщил, что "Вестник Брайчестера" опубликовал новость о смерти Франклина. В то время это мало что значило для меня. Затем я получил от него последние несколько писем.
Питт-Стрит, 7: Нижний Брайчестер, Фьорды:
14 июля, 1967, 1.03 утра:
в состоянии лёгкого алкогольного опьянения
Уважаемый ДРК:
Тот самый момент на вечеринке, когда вкус пива ощущается, как рвота. Довольно мерзкая вечеринка, на самом деле.
Мой школьный друг решил жениться и прислал мне приглашение. Не могу понять почему, я и сам почти забыл о нём, но мне захотелось встретиться с ним снова. Но он даже близко ко мне не подошёл. Большая толстая женщина, с которой он был помолвлен, лапала его весь вечер и хотела, чтобы он её поцеловал, причём довольно неуклюже, всякий раз, когда он пытался вести себя как хозяин. Удачи, сказал я. Так что мне пришлось самому искать себе собеседников. Я просто не знаю, где мой друг набрал таких гостей. Все в галстуках-бабочках и ведут разговоры типа: "Боже, Бернард, ты же понимаешь, что этот роман абсолютно мёртв", стукаясь кружками с элем, которые они купили, чтобы снова стать мальчишками, быть вместе. Спиртное выплёскивалось на столы, образуя маленькие озёрца (ещё один удар для старого города и жителей Брайчестера — наш помолвленный друг продолжал гладить свою синюю бутыль и мычал: "У меня было прекрасное детство в Брайчестере, совершенно замечательное, они прекрасные люди", ему не нужно никакой музыки). Всё вокруг затянуло дымом, и какой-то жестяной оркестр играл в тумане.
Сотни пепельниц стояли в окружении кусков пепла, похожих на мух. В конце концов, наш друг упал на колени, чтобы поблагодарить друзей за "все превосходные подарки"; я ощутил, что мне здесь явно не место, так как не знал, что это была просьба принести их. Я чувствую себя немного лучше. Остроумный ответ: следующим утром. Прошу прощения, мне не следовало упоминать о помолвках и невестах. Тем не менее, я уверен, что это нужно было сделать. Писатели лучше раскрывают свой талант, если у них есть простор для мыслей.
У меня с собой ваше письмо. Вы правы, ваш последний спор с подругой в кафетерии на станции Лайм-Стрит с голыми столами, скомканными пакетами и кем-то рядом, пытающимся не слушать — никогда не выйдет в печать, даже если это случилось лично с вами, они обязательно закричат, что Грэм Грин был здесь первым. А затем её крик сквозь дождь: "я люблю тебя", прежде чем мать оттащила её от окна, — да, это очень трогательно, но вам придётся переписать этот эпизод, прежде чем это можно будет опубликовать. Анализируем далее: вы говорите о той другой девушке, в панике выбегающей из населённой призраками Библиотеки Хорнби. Это, конечно, звучит многообещающе. Вы собираетесь провести в ней всю ночь? Я многое бы отдал ради подлинного сверхъестественного опыта.
На той вечеринке был один идиот, который хотел знать, чем я занимаюсь. Страшилки пишу, ответил я. Надо было видеть, как он побледнел.
— Зачем вы всё это сочиняете? — спросил он так, словно застукал меня за ковырянием в носу.
— Ради денег, — сказал я. Молодая пара, проскользнувшая вдоль стены позади нас, рассмеялась. Отличная публика, подумал я. Без сомнения, если бы я сказал, что не шучу, они расхохотались бы ещё громче.
— Ну, а серьёзно, — заявил этот бедняга в духе Ф.Р. Ливиса (вы же не можете писать ради такой низменной цели, как деньги), — разве вы не согласны, что писатель — это своего рода фигура Христа, который страдает вместо читателя?
Держу пари, что больше всего он страдал из-за того, что менеджер из банка звонил ему по поводу овердрафта.
— А вам не кажется, что ужасная история выражает некий опыт? — возразил я. (Я тогда ещё не считал себя связанным со своими сочинениями).
— Вы хотите сказать, что верите в то, что пишете? — спросил он так, словно мы говорим про "Майн Кампф".
— Вы же не думаете, что я напишу что-то, во что не верю? — ответил я, тщательно подбирая слова. Молодая пара ушла, и представление закончилось. Тот парень тоже удалился, чтобы рассказать обо мне Бернарду.
По крайней мере, улицы были чистыми и пустынными. Замечательная девушка в квартире напротив. Мне следует опуститься на землю. По крайней мере, в постель. Завтра поработаю над рассказом "Через зону колоссов" и схожу библиотеку.
С наилучшими пожеланиями.
Э.А.
Преисподняя: Самый Нижний Брайчестер, Фьорды:
14 июля 1967 года: позже
Уважаемый ДРК:
Обычно я не пишу дважды в день. Однако сегодняшние события слишком важны, чтобы игнорировать их.
Со мной произошло нечто необычное. Из этого, несомненно, сложится рассказ, так что простите мне этот первый черновик. Я верю, что вы им не воспользуетесь.
Сегодня, как и предполагалось, я посетил библиотеку. После прошлой ночи / сегодняшнего утра я чувствовал себя немного больным, это было мне наказание за вечеринку. В автобусе я пытался поработать над "Зоной колоссов", но мне не дали; вы должны знать, как это бывает. Половина пассажиров с визгами пыталась отбиться от летающей осы, а другая половина стоически сидела, выпуская табачный дым, который клубился в горячем воздухе. Я сидел рядом с каким-то насвистывающим дурачком, и мои мысли то и дело отвлекались на поиски слов, чтобы подогнать их под его мелодию и избавиться от неё. Не слишком удачное начало, но "Зона колоссов" была забыта, когда я вышел из библиотеки. Я не мог найти "Мы уходим из поля зрения" на полке в секции религии; в это время ещё какой-то кретин в старом пиджаке крутился возле полок, хватал книги и ставил их куда попало под свирепыми взглядами персонала библиотеки. Ещё кто-то воздвиг на одном из столов крепость из книг, и спрятавшись за ней, заполнял свой футбольный купон. Он явно проклинал меня за то, что я осматривал его баррикаду; я редко чувствовал себя так неловко, как тогда, когда он уставился на мою склонённую голову. Но нужная книга оказалась у него: "Мы уходим из поля зрения" под "Массой в замедленном движении" и "Руководством по католическому браку", а также "Личностью и сознанием" Грэма Фишера. Баррикада устояла, когда я вытянул самую нижнюю книгу в голубой обложке.
Столешница была пастельно-зеленой. В читальном зале было тепло и солнечно, хотя