в халате, словно дохлый верблюд, она поначалу не понимает, что он требует от нее порвать с Полом. Ф. Бёрк никогда не встречалась с Полом. С ним встречается Дельфи. По правде сказать, Ф. Бёрк уже не помнит толком, что существует отдельно от Дельфи.

Мистер Кантл тоже плохо в это верит, но он старается.

Он напоминает, что их с Полом отношения бесперспективны и чреваты душевным дискомфортом (для Пола). Мерзостная туша на койке смотрит на него непонимающе. Тогда мистер Кантл начинает напирать на ее долг перед ГВК, на ее работу, и разве она не благодарна им за все, что для нее сделали? Он говорит очень убедительно.

Губы Ф. Бёрк, давно разучившиеся произносить слова, приоткрываются и шепчут:

— Нет.

И больше, похоже, ничего не добиться.

Мистер Кантл не дурак, он понимает, что наткнулся на неодолимое препятствие. Знает он и силу, которая может снести любое препятствие: эта сила — ГВК. Самое простое решение — запереть бокс. Рано или поздно Полу надоест ждать, когда Дельфи проснется. Но графики, убытки! И еще кое-что странное… Он смотрит на достояние компании, которое бревном лежит перед ним на койке, и чувствует смутную тревогу.

Понимаешь, удаленки не влюбляются. Они не могут по-настоящему заниматься сексом, канал такого не предусматривает. Потому все считали, что это Пол забавляется с хорошеньким кукольным телом в Чили, а Ф. Бёрк, как всякая подзаборная девка, просто ищет своей выгоды. Никому в голову не приходило, что это та самая хрень, вокруг которой крутятся все голографические сериалы планеты.

Любовь?

Мистер Кантл хмурится. Поверить в такое сложно, но у него интуитивное чутье на нестандартные ситуации, так что он рекомендует действовать гибко. Поэтому в Чили:

— Милый, сегодня мне не надо работать! И в пятницу тоже — правда, мистер Хопкинс?

— О, отлично. Когда вы отпустите ее на волю?

— Мистер Ишем, прошу, будьте разумны. Наш график… и ведь вы сейчас нужны вашей съемочной группе?

Это так и есть. Пол уходит. Хопкинс смотрит ему вслед, брезгливо гадая, отчего наследнику Ишемов вздумалось спать с удаленкой. Нет, кошмары совета директоров ненадуманны: дефекты накапливаются. Ему невдомек, что Пол не знает, кто такая Дельфи.

Особенно когда Дэви плачет, что Пол вышвырнул его из ее постели.

Постель Дельфи стоит под настоящим окном.

— Звезды, — сонно произносит Пол. Он перекатывается на спину, втягивает Дельфи на себя. — Ты знаешь, что это одно из немногих мест на Земле, где еще видны звезды? Может, в Тибете тоже, а больше нигде.

— Пол…

— Спи. Я хочу видеть тебя спящей.

Пол, я… Я сплю так крепко… В смысле, меня иногда ужасно трудно разбудить. Ты не будешь сердиться?

— Буду.

Но наконец, со страхом, она все же отключается, чтобы в пяти тысячах миль к северу безумное выжатое существо проглотило свои концентраты и рухнуло на койку. Впрочем, ненадолго. На розовой заре Дельфи открывает глаза: Пол обнимает ее, шепчет в ухо нежные, грубые слова. Он не спал всю ночь. Бесчувственная статуя — Дельфи-тело — прижималась к нему во сне.

Вспыхивает безумная надежда, которая получает новую пищу на третье утро, когда Пол говорит, что ночью она звала его по имени.

В тот день Пол не отпускает Дельфи на съемки, и вопли Хопкинса достигают головного здания ГВК, где остромордый хорек без устали трудится над расписаниями. На сей раз мистер Кантл все улаживает, но через неделю это происходит снова, с крупным клиентом. А у хорька есть связи в техническом отделе.

Ты же понимаешь: если у тебя имеется поле сложногетеродинированных энергетических модуляций, настроенное на портативный приемник, вроде Дельфи, возникают проблемы интерференций, отражений, резонанса и прочих накладок, которые технология будущего обычно подавляет без труда. Но ровно так же их можно слегка разбалансировать, так что обратный сигнал весьма ощутимо ударит по оператору удаленки.

— Милая… что такое? Что с тобой?! ДЕЛЬФИ!

Беспомощные вскрики, корчи. И вот уже птица-Рима лежит в его объятиях, мокрая и обмякшая, смотрит расширенными от боли глазами.

— Мне… мне нельзя было… — слабо шепчет она. — Мне сказали не…

— О господи… Дельфи.

Его сильные пальцы зарываются в ее густые золотистые волосы. Пальцы, сведущие в электронике. Они замирают.

— Ты кукла! У тебя УБ-импланты! Тебя контролируют! Мне следовало догадаться. О боже, я должен был догадаться.

— Нет, Пол, — рыдает она, — Нет, нет, нет…

— Проклятье! Проклятье им за то, что они с тобой сделали. Ты — это не ты…

Он трясет Дельфи, склонившись над ней на кровати, бросает из стороны в сторону, в ярости глядит на ее жалкую красоту.

— Нет! — молит она (это неправда, это страшный черный кошмар). — Я Дельфи!

— Мой отец. Мразь, свиньи… чтоб им всем сдохнуть.

— Нет, нет, — лепечет она. — Они ко мне очень добры… — шепчет Ф. Бёрк под землей. — Они ко мне добры… А-А-А-А-АХ!

Новая судорога сводит ее тело. На севере остромордый молодой человек хочет убедиться, что это еле заметное вмешательство работает.

Пол почти не в силах ее удержать, он тоже плачет.

— Я их убью!

Его Дельфи — рабыня! Острые шипы электродов в ее мозгу, электронные оковы в сердце его птички. Помнишь, как те дикари сожгли Риму заживо?

— Я убью того, кто это с тобой сделал.

Он повторяет угрозы снова и снова, но она его не слышит. Она уверена, что он ее теперь ненавидит, и ей хочется умереть. Когда наконец она осознает всю силу его нежности, это кажется ей чудом. Он знает — и по-прежнему любит!

Откуда ей знать, что он чуточку ошибается?

Не стоит осуждать Пола. Надо отдать ему должное, он хотя бы слышал об имплантах удовольствия-боли и прослушках, о которых те, кто имеет с ними дело, распространяются меньше всего. Он думает, что именно такие электроды вживлены Дельфи. Чтобы управлять ее поведением. И для подслушивания — его кровь вскипает при мысли о чужих ушах в их постели.

О дистанционно манипулируемых телах и таких, как Ф. Бёрк, Пол никогда не слышал.

Так что, когда он, вне себя от ярости и любви, смотрит на свою оскверненную птичку, у него и мысли нет, что в его объятиях не вся она. Надо ли объяснять, какой решимостью он охвачен?

Освободить Дельфи.

Как? Что ж, он, в конце концов, Пол Ишем Третий. И он даже знает, где находится нейролаборатория ГВК. В Карбондейле.

Но прежде надо позаботиться о Дельфи, да и о себе. Так что он возвращает ее Хопкинсу и уходит, непривычно притихший. Чилийский персонал благодарен ему и не замечает, что обычно мистер Ишем так широко не улыбается.

Проходит неделя. Все это время