Волна ажиотажа докатывается до темного подвала под Карбондейлом. Ф. Бёрк дважды в неделю осматривают врачи; электроды, вызвавшие хроническое воспаление, заменяют. К медсестре Флеминг приставляют помощника, который ничего не смыслит в медицинском уходе, но очень интересуется запасными выходами и пропусками.

А в Чили малютка Дельфи получает новый дом рядом с виллами других звезд и личное авто, которое возит ее на работу. У Хопкинса появляется новый компьютерный терминал и сотрудник, отвечающий за расписания. Чем заполнены эти расписания?

Вещами.

И здесь начинаются проблемы. Ты, наверное, уже догадался какие.

— Она что, вообразила себя Обществом по защите прав потребителей? — Благообразное лицо мистера Кантла гневно кривится.

— Девочка расстроена, — упрямо повторяет медсестра Флеминг. — Она поверила в то, что вы ей сказали про помощь людям и хорошие новые продукты.

— Это хорошие продукты, — машинально отвечает мистер Кантл, но он уже совладал с гневом. Те, кто не умеет держать себя в руках, таких должностей не достигают.

— Она говорит, от пластика у нее сыпь, а от бьюти-капсул голова кружится.

— Господи, зачем же она их глотала, — взволнованно вставляет доктор Тесла.

— Вы сказали ей их принимать, — упорствует мисс Флеминг.

Мистер Кантл ломает голову, как объяснить это склизкому хорьку с седьмого этажа. Кто там нес золотые яйца, гусыня?

Неизвестно, что сказал мистер Кантл на седьмом этаже, но в Чили из обихода Дельфи исчезают не понравившиеся ей продукты. А в ее компьютерной записи появляется символ, означающий примерно: «Соизмерять противление объекта с индексом популярности».

Это означает, что жалобы Дельфи будут терпеть, пока потребительский отклик остается выше некоего уровня. (Что будет, если он опустится ниже этого уровня, нас не волнует.) И, словно в качестве компенсаций, цена ее экранного времени вновь идет вверх. Теперь она регулярно появляется в сериале, и отклик по-прежнему растет.

Смотри: вот она под жаркими лазерами, в голографическом ангаре. Собираются снимать несчастный случай на самодвижущейся дорожке. (Гость эпизода — пиар-менеджер акупунктурной школы.)

— Мне кажется, этот новый бодилифтер небезопасен, — говорит Дельфи. — У меня от него синяк — вот посмотрите, мистер Вер.

Она изворачивается, чтобы показать закрепленное на теле миниатюрное серое устройство, создающее блаженное ощущение невесомости.

— Так не носи его все время, Ди. При твоей коже… смотри на табло, началась синхронизация.

— Но если я не стану его носить, это будет нечестно. Его нужно лучше изолировать, или как там это называется, как вы не понимаете?

Обожаемый зрителями старичок-отец (он в эпизоде — пострадавший) маразматически хихикает.

— Я им передам, — бормочет мистер Вер. — А теперь, отходя, нагнись вот так, чтобы его было видно, но самую малость? И замри на две секунды.

Дельфи послушно поворачивается, и в слепящем свете встречает взгляд необычно черных глаз. Она щурится. Очень молодой человек стоит в одиночестве у входа — видимо, ждет, когда освободится площадка.

Дельфи привыкла, что молодые люди смотрят на нее с разными странными выражениями, но такого она еще не видела. Взгляд более серьезный, понимающий. В нем сквозит тайна.

— Глаза! Глаза, Ди!

Она выполняет то, что от нее требуется, украдкой косясь на незнакомца. Тот смотрит на нее. Он что-то знает.

Когда ее отпускают, она робко подходит к нему.

— Ну ты отчаянная, кисуля. — Голос спокойный, но в нем звучит скрытый жар.

— В каком смысле?

— Ругаешь продукт. Нарываешься.

— Но так же нельзя, — говорит она. — Они не знают, а я знаю. Я им пользуюсь.

Он несколько выбит из колеи:

— Ты чокнулась.

— Они сами увидят, когда его проверят, — объясняет она. — Им просто недосуг. Когда я им говорю…

Он смотрит в ее хорошенькое личико. Открывает рот. Закрывает.

— Что ты вообще делаешь в этой помойке? Кто ты?

— Дельфи, — растерянно отвечает она.

— Пресвятой дзен.

— Что такое? И кто вы?

Съемочная группа уходит, зовет Дельфи с собой. Все, проходя, кивают молодому человеку.

— Извините, что задержали вас, мистер Бур-бур, — говорит помреж.

Тот что-то отвечает, но Дельфи не успевает разобрать слов — свита ведет ее к украшенному цветами авто.

(Слышишь щелчок невидимой цепи зажигания?)

— Кто это был? — спрашивает Дельфи своего парикмахера.

Парикмахер нагибается и слегка приседает за работой.

— Пол. Ишем. Третий, — отвечает он и берет расческу в зубы.

— Это кто? Я его не знаю.

Он бормочет — неразборчиво из-за расчески во рту — что-то вроде: «Ты шутишь?» Потому что она не может не знать — здесь, в гуще анклава ГВК.

Назавтра Дельфи и паралитик из сериала плавают в газированном бассейне. И вновь то же смуглое лицо под тюрбаном из полотенца.

Она смотрит.

Он смотрит.

И на следующий день снова.

(Слышишь, как включается автоматическое программное устройство? Системы состыковались, топливо начало поступать.)

Бедный Ишем-старший. Можно пожалеть старика: когда он зачинал детей, генетическая информация все еще передавалась старым обезьяньим способом. Только что это был счастливый карапуз с резиновой уточкой, глядь — уже рослый здоровый незнакомец, думает не пойми что, дружит не пойми с кем. Задает ненужные вопросы, устраивает возмутительные выходки. Когда слухи наконец доходят до папы в кабинете совета директоров, Ишем-старший принимает все возможные меры, но, поскольку эликсир бессмертия еще не изобрели, старику неспокойно.

А молодой Пол Ишем совершенно неуемный. Он умный, добрый, с хорошо подвешенным языком, излишне деятельный; он и его друзья до трясучки ненавидят мир, созданный отцами. И довольно скоро Пол обнаруживает, что в доме его отца обителей много[73] и что даже компьютеры ГВК не могут связать всё со всем. Он выкапывает умирающий проект, что-то вроде «Поддержки маргинальной креативности» (команда фрилансеров, «открывшая» Дельфи, работала по одному из таких грантов). А дальше оказывается, что шустрый паренек, вроде Пола, может выбить себе вполне приличные съемочные мощности.

Так что он здесь со своей крохотной командой, в горном грибном питомнике, снимает нечто совсем непохожее на сериал Дельфи. Нечто гротескное, экспрессивное, построенное на нестандартных техниках и пронизанное социальным протестом. Назови это андерграундом, если тебе так понятнее.

Все это, разумеется, известно его отцу, однако Ишем-старший лишь хмурится.

Пока Пол не встречает Дельфи.

К тому времени, как новость сообщают отцу, незримая гремучая смесь уже рванула, энергетические снаряды летят во все стороны. Понимаешь, для Пола это настоящее. Он серьезный. Он — мечтатель. И он даже читает книги — например, «Зеленые обители» — и горько плакал, когда те злодеи сожгли Риму заживо[74].

Узнав, что на небосводе ГВК взошла очередная поп-звезда, Пол хмыкает и забывает про нее. Он никак не связывает ее имя с глупой девчушкой, которая наивно пыталась объяснить, что такой-то продукт — некачественный.

Она глядит на него, и