А затем выясняется, что Рима — Дельфи.

Нужно ли описывать словами? Сперва он растерян и зол. Рима — продажная девка ГВК? Его отца? Не может быть. Лажа, ерунда. Он ждет у бассейна, чтобы разоблачить обман… черные глаза встречаются с небесно-голубыми… неловкий разговор в странной тишине… в голове складывается новая кошмарная картинка: Рима — Дельфи в щупальцах моего отца…

Тебе не нужны слова.

Как не нужны они Дельфи, девочке, любившей своих богов. Она видела их в божественной плоти, слышала без усилителей их голоса, зовущие ее по имени. Она играла в их божественные игры, носила их венки. Даже сама стала богиней, хоть и не верит в это. Она не разочаровалась в них, не думай. Она по-прежнему исполнена любви. Просто некая отчаянная надежда еще…

Собственно, подробности можно опустить. Девочка на дороге, вымощенной желтым кирпичом, встретила своего мужчину. Настоящего живого мужчину, который кипит гневным состраданием и глубоко озабочен общественной справедливостью. Он тянется к ней настоящими мужскими руками — и бац! Она уже любит его всем сердцем.

Счастливая история?

Вот только.

Вот только любит его Ф. Бёрк за пять тысяч миль отсюда. Страхолюдина Берк в подземелье, пахнущем электродной пастой. Карикатура на женщину, обмирающую, тающую, одержимую истинной любовью. Через дважды двадцать тысяч миль холодного вакуума она тянется к любимому телом девушки, затянутым в незримую пленку. Ощущает его руки на коже, которую он считает ее кожей. Силится пробиться к нему, вдохнуть его аромат прекрасными мертвыми ноздрями, отвечать на его ласки через бесчувственную куклу.

Воображаешь состояние Ф. Бёрк?

Она проходит несколько стадий. Сперва надежда: надо постараться. Потом стыд. Ужасающий стыд. Она не та, кого ты любишь. Новые старания, еще более отчаянные. И наконец, осознание: нет, никак. Никогда. Никогда… Не правда ли, оно пришло чуть запоздало, это понимание, что сделку она заключила навечно? Ф. Бёрк следовало бы поостеречься, памятуя рассказы о смертных, превращенных в цикад.

Ты угадаешь итог — все ее муки концентрируются в одно протоплазменное желание слиться с Дельфи. Выйти из того чудища, к которому она прикована. Стать Дельфи.

Разумеется, это невозможно.

Тем не менее ее усилия действуют на Пола. Рима — Дельфи — сама по себе мощный любовный магнит, а чтобы раскрепостить ее сознание, надо долго и подробно растолковывать, насколько безнадежно прогнило общество, — может ли быть что-нибудь приятнее таких объяснений? Добавь к этому, что тело Дельфи, одухотворенное жаром Ф. Бёрк, боготворит Пола, — стоит ли удивляться, что он теряет голову?

И это еще только полбеды.

Теперь они вместе все свободное время, и не только свободное.

— Мистер Ишем, не могли бы вы выйти из кадра? По сценарию здесь должен быть Дэви.

(Дэви по-прежнему в Чили: публичность пошла ему на пользу.)

— Какая разница? — зевает Пол. — Это просто реклама. Я ничего не загораживаю.

Все теряют дар речи: он произнес непристойное слово. Наконец помреж собирается с духом:

— Извините, сэр, но нам предписано снять этот социальный ролик в точности по сценарию. На прошлой неделе мы вынуждены были переснять материал. Мистер Хопкинс очень на меня сердился.

— Кто такой Хопкинс? Где он?

— Ну пожалуйста, Пол. Очень вас прошу.

Пол отлипает от Дельфи, отходит в сторону. Операторы нервно проверяют угол съемки. Директора ГВК очень не любят, когда они или их родственники попадают в кадр. Мурашки по коже, как вспомнишь, что вчера Ишема чуть не передали в эфир вместе с «Обедами на заказ».

Хуже того, Пол не уважает священные расписания, которыми теперь занимается хорек в основном здании ГВК. Пол вечно забывает вернуть Дельфи в студию ко времени съемок, у бедного мистера Хопкинса график трещит по швам.

Так что очень скоро в инфошаре совета директоров появляется срочное личное сообщение для мистера Ишема-старшего. Сперва пробуют действовать мягко.

— Сегодня не могу, Пол.

— Почему?

— Сказали, я должна быть на съемках, это очень важно.

Он гладит золотистый пушок на ее стройной спинке. Под Карбондейлом, папань, женщину-крота пробирает дрожь.

— Важно. Им важно. Зашибить еще деньгу. Как ты не понимаешь? Для них ты просто средство обогащения. Средство впарить товар. Почему ты позволяешь им себя использовать? Почему, Ди?

— Ой, Пол…

Он не знает, но то, что он видит сейчас, — аномалия: удаленки не должны проливать слез.

— Просто скажи «нет», Ди. Будь цельной. Ты должна.

— Но они говорят, это моя работа…

— Ди, малыш, поверь, я могу о тебе позаботиться. Не дай нас разлучить. Ты должна выбрать. Скажи им «нет».

— Пол… Хорошо.

И она говорит. Храбрая маленькая Дельфи (сумасшедшая Ф. Бёрк). Говорит: «Нет, извините, пожалуйста, я обещала Полу».

Они пробуют другой подход, все еще мягкий.

— Пол, мистер Хопкинс объяснил, почему нам не стоит так часто бывать вместе. Это из-за твоего отца, из-за того, кто он.

Ей думается, что его отец — кто-то вроде мистера Кантла.

— Отлично. Хопкинс. Я с ним разберусь. Послушай, я не могу сейчас думать про Хопкинса. Сегодня вернулся Кен, он кое-что разузнал.

Они лежат на горном лугу в Андах и смотрят, как его друзья пикируют на поющих воздушных змеях.

— Ты, наверное, не поверишь: у полицейских на побережье в голову вживлены электроды.

Она цепенеет в его объятиях.

— Да, кошмар. Я думал, УБ-импланты вживляют только преступникам и военным. Как ты не понимаешь, Ди? Что-то происходит. Они что-то готовят. Как выяснить? — Он стучит кулаком по земле. — Мы должны докопаться до сути! Если бы только как-нибудь узнать!

Она бормочет что-то про новости.

— Новости. — Он смеется. — В новости попадает только то, что им удобно. Полстраны может сгореть, и никто не узнает, если они не захотят показать. Ди, ну почему ты никак не усвоишь, что я тебе говорю? Они запрограммировали весь мир! Полный контроль над коммуникациями! Всех оболванили, все верят тому, что видят, хотят того, что им впаривают, и получают то, чего хотят, — замкнутый круг, и его не разорвать. Не думаю, что это какой-то заговор, просто желание, чтобы все так вертелось и вертелось дальше, — и плевать, что будет с людьми, с Землей, с другими планетами. Одна исполинская воронка лжи и фуфла, она расширяется и расширяется. И ничего нельзя поделать, если люди не проснутся!

Он мягко хлопает ее кулаком по животу:

— Ты должна освободиться, Ди.

— Я постараюсь, Пол. Обещаю…

— Ты моя. Я им тебя не отдам.

И он идет разговаривать с Хопкинсом. Тот и впрямь напуган.

Однако в тот же вечер под Карбондейлом благообразный мистер Кантл идет по-отечески поговорить с Ф. Бёрк.

Ф. Бёрк? На койке,