боялась, что тебя мучили, Вера. Когда я услышала, что Мансур заставил тебя называть меня шлюхой, я подумала, что он тебя избивал, жег и вырывал тебе ногти. Но я вижу, ты сияешь ярче самого красного тюльпана.

Она встала на колени, подползла к моим ногам и поцеловала подол моего кафтана.

– Простите меня, султанша. Я слаба. Я правда говорила ужасные вещи. Я беру все свои слова обратно.

Конечно. Но если бы дворец все еще контролировали Мансур или Пашанг, она пресмыкалась бы перед ними. Какая мерзавка!

– Интересно, что еще ты им говорила?

Я наступила ей на руку и придавила изо всех сил. Вера взвизгнула, выдернула руку и отползла назад.

– Простите, султанша! Умоляю, простите. Я не хотела вам зла. Меня запугали!

Слезы потекли у нее по щекам – как противно. И невыносимо.

Почему предателей не утопили, не удушили, не повесили? Почему их головы не украсили наши стены? Почему в этом городе еще бьется так много подлых сердец?

Может, стоит начать с нее. С кого-нибудь слабого. Я повесила бы ее хорошенькую головку на стену дворца, пусть все видят, что бывает с предателями!

Я окинула взглядом комнату, ища что-нибудь, чем можно размозжить ей голову. Но комната была предназначена для удовольствий, и поэтому там не было ничего, кроме подушек, драгоценностей и шелков. Может, стоило просто бить ее головой об стену, пока не вывалятся зубы и не потечет кровь.

Я толкнула ее к стене, в угол. Она закричала. Я опустилась на колени и обхватила ее горло руками. Глубоко вонзила ногти в мягкую кожу. А потом сжимала. Сжимала. Она извивалась. Хватала меня за руки и отмахивалась. Но я все сжимала, пока эти розовые щеки не посинели. Я ударила ее головой об стену и прижала всем телом, чтобы она не пошевелилась. И давила, а она кричала, беззвучно и бездыханно.

А потом затихла. Я прикрыла ее широко распахнутые глаза, закрыла отвисший рот и взяла ее на руки. Я не могла не плакать. Если бы я только могла вот так держать своих мертвых дочерей. Я утерла своим кафтаном слюну и слезы у нее на лице, придав ей хоть немного умиротворения.

В лучшем мире Вера могла бы быть моей дочерью. Кем-то, кого стоило любить, как Наджат, несмотря на неблагородную кровь. Но этот мир не таков. И все же… моя цель – спасти это… это жалкое существование, которое мы все разделяли, от перерождения в огне.

Крошка Селук раскричался, словно понимал, что его няньки больше нет. Кто теперь будет за ним ухаживать? Знает ли Селена, как убаюкать ребенка? Будут ли ее поцелуи такими же нежными, как у Веры? Сможет ли Сади держать ребенка так, как держала лук?

В коридоре Селена и Сади, разинув рты, наблюдали, как гулям выносит труп Веры из комнаты.

– Отправьте это Сире, – сказала я гуляму. – Стрельните ею из своей проклятой пушки.

Я свершила нечто хорошее. Но чтобы победить, нужно было больше добра. Хизр Хаз тоже должен умереть, и он находится где-то здесь. Что касается Озара и Хадрита, они были двуглавой змеей, вылизывающей задницы сразу двух хозяев. Мне придется срубить обе головы. Эти предатели были ничем не лучше Селука и его орды – сегодня они склонялись перед нами, а завтра утопят.

– Ты убила ее?! – запинаясь, выговорила Сади.

Я кивнула:

– Кто-то должен очищать этот дворец, дорогая.

Она прикрыла рот и сглотнула.

– Почему? Как ты можешь быть так жестока?

– Никакой жестокости. Это было умело свершенное правосудие.

– Правосудие? – усмехнулась Сади. – Тогда где судья? Он был там, с тобой? Я пропустила суд?

– Не позволяй внешности себя обмануть. Она была предательницей. Мы на войне с размытыми сторонами – нет времени для судов. Каждый должен сражаться за добро на любом поле боя, будь то там, снаружи, или здесь, в этих залах.

Она усмехнулась, словно все это казалось ей таким абсурдным.

– Я… я не хочу участвовать в этом.

– Ты не хочешь помогать восстанавливать это царство? – Я взяла ее руку, но Сади ее отдернула. – Дорогая, эта девушка все время помогала врагу. Одной Лат известно, что она натворила бы, позволь я ей жить. Она представляла опасность для нас всех, для моего сына. Я больше не могла ее выносить.

– Ты не та, какой я тебя считала. – Сади покачала головой, недоверчиво глядя на меня. – Я приехала в Кандбаджар на состязания в стрельбе из лука, а не для того, чтобы помогать убийству девушек. Я с тобой не останусь.

Значит, как и я с ней. Я в ней не нуждалась. Не нуждалась ни в ком. Не могла ни в чем полагаться на этих верующих в святых – все приходится делать самой.

– Значит, уходи, – улыбнулась я. – Уходи к непорочным, с не запятнанными кровью руками. К настоящим святым. Приготовься к дальнему путешествию – ты их не найдешь и за тысячи миль отсюда.

Сади развернулась и пошла прочь.

– И совет на прощанье, – произнесла я ей вслед. – Хочешь защитить то, что любишь? Стреляй так, чтобы убивать. Раненые возвращаются отомстить.

Ко мне подошла Селена:

– Все хорошо?

Я кивнула. Мы смотрели, как Сади уходит, с луком на спине и со стиснутыми кулаками.

– Я по своему опыту знаю… как опасны предатели, – сказала Селена. – Они заставили меня выйти замуж. Я не буду спрашивать, почему ты сделала то, что сделала.

Прошлое этой девушки интереснее, чем я думала.

– Я не знала, что ты была замужем.

– За самим Михеем Железным. Но мы так и не консумировали брак, хвала Архангелу, – она с облегчением вздохнула. – Зедра, что теперь будет?

Я дала себе отдышаться и ответила:

– Только то, что мы сами добьемся, дорогая.

Я застала Като на пути из тронного зала. На нем были доспехи тяжелей, чем обычно, и он больше потел. Но покрытые каллиграфической вязью золотые пластины на груди и плечах подходили к его крепкому телосложению.

– Я не чувствую себя здесь в безопасности, – сказала я. – Одна Лат знает, где тот колдун поместил свои кровавые руны. Сира, должно быть, помогла ему проникнуть в гарем и начертать руны там. Мы не знаем их целей – ты должен убедить Кярса!

Он закатил глаза:

– Я что, отвечаю и за твою безопасность? Мне казалось, что я генерал, а ты держишь меня за перехваленного стражника, подчиненного твоей воле.

– Ты – гулям. Твоя единственная работа – защищать мою семью!

– Это верно. – Он указал на выход: – Просто тут случайно обнаружился человек, нашедший тысячу способов покончить с твоей