А Ивашко сказал: «Что де он к нему, Гришке, пришед на двор, о извете, что (Л. 22 об.) хотел по него, Гришку, певчей Феодор Казанец притти с подьячими, не сказывал: тем де он, Гришка, ево поклепал».

А Гришка сказал: «Тот де Ивашко к нему, Гришке, на двор приходил подлинно и вышеписанные слова ему сказывал. И он де, Гришка, слыша от него те слова, з двора своего и пошел, а он, Ивашко, и проводил ево, Гришку, за Москву реку до Кадашева и, праводя, пошел домой, а ево, Гришки, спросил: „Куды де ты идешь?“ И он ему сказал: „Пойду де я в монастырь, куды Бог благоволит“. Тем он, Гришка, ево, Ивашка, не клеплет».

Он же, Гришка Талицкой, перед бояры с ним, Ивашком, на очной ставке говорил: «Тот де Ивашка „О Последнем Веце“, „О исчислении лет“ тетрати писал ему, Гришке, по ево, Гришкину, прошению, потому что он, Ивашко, и преж сего на него, Гришку, писывал книги, а в тех де тетратех про государя хулных слов с поношением было не написано, а „О Антихристи“ де тетрати с паношением на него, государя, Тамбовскому епискупу писал он, Гришка, сам. И про хулные де слова на государя и про воровство ево, Гришкино, он, Ивашко, не ведал».

(Л. 23) А Ивашка Савельев говорил: «Те де тетрати „О исчислении лет“ он, Ивашко, писал по ево, Гришкину, веленью, а в тех де тетратех хулным словом про государя было не написано, и про то ево, Гришкино, воровство он, Ивашка, не ведал и в совете с ним в том деле не был. А как де ево, Гришку, велено сыскать в Преображенской приказ, и про то де он, Ивашко, ему, Гришке, сказывал, слыша Патриарша приказу от подьячего Афанки Дунаева. И, сказав, ево, Гришку, проводил он до Кадашева. А что де он, Ивашко, преж сего про ту ведомость ему, Гришке, и про провожанье ево до Кадашева в роспросе и на очной ставке не сказал, и то он учинил просто, боясь себе наказанья, и для того, что воровства ево, Гришкина, не ведал».

Под статейным списком подписано о приговоре:

«1701‐го [года] ноября в 5 день по указу великого государя и по боярскому приговору велено Гришку Талицкого и единомышленников ево, Ивашка Савина и понамаря Артемошку, за их воровство и за бунт, а бывших попов Луку, и Андрюшку, и Гришку за то, что они, про то ево, Гришкино, воровство (Л. 23 об.) и бунт слышав от него, не известили, казнить смертью.

А жен их: Гришкину, и Ивашкину, и Артемашкину, и Лучкину, и с Пресни Гришкину ж сослать в сылку в Сибирь в далные городы. А животы их взять на великого государя. А Андрюшкину жену свободить потому, что он, Андрюшка, сыскан и в том деле винился по ее улике.

Кодашевца Феклистка Костентинова, разборщика Митку Кирилова, садовника Федотку Милякова, Хлебенного дворца подклюшника Пашку Филипова, роспопу Мишку Миронова, с Углича Покровского монастыря дьячка Мишку Денисова, Иванова человека Стрешнева Андрюшку Семенова и черной поп Матфей[1256] за то, что они от того Гришки слыша бунтовые слова, не извещали, племяннику ево, Гришкину, Мишке, за то, что он у тетки своей выманил воровские писма [и] не известил же, Гришкину ученику Ивашке Савельеву, что он тому Гришке сказал про извет на него, и он с Москвы бежал по тому приговору учинено[1257] вместо смертные казни учинить жестокое наказание: бить кнутом и, запятнав, сослать в Сибирь в далные городы».

Да по имянному великого государя указу бывшаго Тамбовского епискупа Игнатия, что потом рострига Ивашка, вместо смертной казни велено послать в Соловецкий манастырь в Головленкову тюрму, и быть ему в той тюрме за крепким караулом по ево смерть неисходно, а пищу ему давать против таких же ссыльных.

(Л. 24) А того имянного указу и вышепоказанного боярского подлинного приговору при деле не имеетца.

Генваря 31‐го дня 1750 года.

Подпись: Семен Гостеев

РГАДА. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1348. Л. 6–24. Подлинник. Опубл.: Есипов Г. В. Раскольничьи дела XVIII века. Т. 1. С. 59–84.

Приложение № 12

1704 г. декабря 21–28. – Следственное дело Преображенского приказа о нижегородском посадском человеке Андрее Иванове, пришедшем в Москву обличать государя за то, что он «разрушает веру християнскую: велит бороды брить» и др

(Л. 1) 1704 году декабря в 21 день на Потешной двор от Москворецких ворот Федосеева полку Козина салдат Иван Сурин привел нижегородца посацкого человека Андрея Иванова, а сказал: «Тот де приводной человек, пришод к их караулу, закричал „Караул!“ и велел себя отвести к записке, а сказал, что есть за ним государево дело. И он, взяв ево, для того привел к записке».

И тот приводной человек Андрей Иванов в Преображенской приказ принят и перед столником князем Федором Юрьевичем Рамодановским с товарищи роспрашиван, какое за ним государево дело и на кого.

А в роспросе сказал: «Родиной он нижегородец. Отца у него Иваном звали Андреев. Жил в Нижнем, в ямщиках. И тому лет з дватцать отец ево умре. А мать ево, Андреева, Федосья Максимова, из Ямской слободы вышед, жила в Нижнем на Верхнем посаде в розных местех в соседех. И та де мать ево (Л. 1 об.) умре тому года з два.

А он де, Андрей, после отца своего остался лет десяти и взрос в Нижнем Новегороде у матери своей. И тому лет з десять он, Андрей, из Нижняго ходил в Казань и в Астрахань на гребных судах в работниках. Да он же, будучи в Нижнем, работал черную работу. А к Москве де он, Андрей, пришел один тому недели с четыре для работы. И стал за Москвою рекою блиско Татарской слободы у посацкого человека у Якова Борисова сына Красилника, красил у него крашенины. И вчерашняго де числа от того Якова он, Андрей, пришол к Красному крылцу и сказал за собою государево дело.

А государево де дело за ним такое: пришол де он, Андрей, извещать государю в том, что он, государь, разрушает веру християнскую: велит бороды брить, платье носить немецкое и табак велит тянуть. А о брадобритии де написано в Уложенье Соборном. А про платье де написано: „Хто станет иноземское платье носить, тот буди проклят“. А где про то написано, того не ведает, потому что он