Вскоре долину посеребрил лунный свет. Мы сидели у костра и делились впечатлениями. Бэбкок все еще возился с переводом древних текстов. Отчего-то Гюнтер более не изъявлял желания помочь ему.

Щуплый этнолог выглядел обеспокоенным, и я отметил, как он оглядывает украдкой всех нас, но миг спустя стряхивает с себя умственное оцепенение и возвращается к работе. Мы в большом волнении ждали, когда же он закончит.

Наконец Бэбкок вздохнул, отложил блокнот и спросил:

– Все здесь?

– Все, – кивнул Карни. – Что говорят твои рисуночки?

Но Бэбкок медлил с ответом – что-то его тревожило.

– Послушайте, – решился он, – все это в высшей степени невероятно и… в такой же степени жутко! Если честно, я напуган до чертиков.

Мы дружно уставились на этнолога.

– Какого дьявола… – начал было Гюнтер, но Бэбкок его перебил.

– Ты ведь уже знаешь, да? – загадочно спросил этнолог. – Когда Красное древо поймало тебя… – Он подозрительно оглядел нас и произнес: – А может, оно успело схватить не только Гюнтера?

Мы озадаченно молчали. Наконец Бэбкок вздохнул и продолжил:

– Рассказать об этом ты, конечно же, не счел нужным… Думаю, некоторые из нас все-таки остались невредимы. Надеюсь, что большинство. Я, например, точно в порядке.

– О чем ты толкуешь, черт побери?! – рявкнул Карни.

– О древе, – ответил Бэбкок. – Оно живое и разумное. Вся флора и фауна в этом краю принадлежит Красному древу. Звери и птицы – кровь и плоть его, правда в метафорическом смысле.

Гюнтер прорычал что-то невнятное. Взгляд Бэбкока задержался на археологе.

– Эти надписи предупреждают об опасности. В них опыт народа, что жил здесь еще до Адама и Евы. Давным-давно в этой долине процветала цивилизация. Была даже наука – возможно, не в той форме, что привычна нам, но все же была.

– Наука во времена кроманьонского человека? – недоверчиво переспросил я.

– Ну, мы же придерживаемся версии, что народ, поселившийся в этой долине, претерпел эволюционные мутации и обогнал время, так? Жизнь на Земле тогда была еще молода и от нынешней отличалась очень сильно: день ото дня мутировало все и вся. Вот почему людям удалось вырастить Красное древо.

Я глядел на Бэбкока в упор, а тот, словно раздумывая над чем-то, жевал нижнюю губу.

– А может, это была естественная мутация. Писаницы определенного ответа не дают. Так или иначе, Красное древо уничтожило всю жизнь в долине… или, если выражаться точнее, всю разумную жизнь. Оно убило людей, за исключением тех немногих, кому посчастливилось сбежать. Миф об Адаме, Еве и древе познания добра и зла… Помните?

– Эй, проповедник! Ты что, библейские мифы вздумал нам рассказывать?

Бэбкок облизнул пересохшие губы:

– Вовсе нет. Вы же сами прекрасно видели, как ведет себя здешняя живность. Необычно, не правда ли? Как будто ею двигает неведомая сила… Но что это за сила? – спросил он и сразу ответил на свой вопрос. – Всем живым здесь управляет Красное древо.

– Да ты спятил! – воскликнул Гюнтер.

Бэбкок вдруг выхватил пистолет и направил на археолога.

– Ну-ка убери! – приказал Карни.

– Погоди, дай договорить! Мне страшно! – В глазах Бэбкока и в самом деле промелькнул неподдельный ужас. Собравшись с духом, этнолог продолжал тихим голосом: – Карни, ты же знаешь, что такое симбиоз? Либо мутуализм, либо паразитизм. Например, взаимовыгодные отношения рыбы-лоцмана и длиннокрылой акулы.

– Намекаешь на ментальный симбиоз? – Карни прищурился. – Думаешь, это возможно? Что-то из области метафизики.

– Будь я проклят, если ошибаюсь! – вспылил Бэбкок. – Красное древо живое! Это разумное существо! Нисколько не удивлюсь, если у него обнаружится мозг.

– Это же просто дерево. Растение.

– И что дальше? Человек относится к отряду млекопитающих, а ведь предки млекопитающих вовсе не были разумными. Они подверглись эволюционным мутациям, точно так же, как и это дерево когда-то… Природе понадобилось не одно столетие экспериментов с интеллектом, чтобы наделить млекопитающих разумом. У растений тоже были все шансы. Но совершить такой эволюционный подвиг и обзавестись интеллектом удалось лишь одному растению на планете. До сих пор научное сообщество верило в возможность появления сверхчеловека, но кто бы мог предположить, что эволюция породит сверхдерево?

Карни в ответ лишь фыркнул. На лице Бэбкока отразилось отчаяние.

– Слушайте, я ничего не придумываю. То, что я расшифровал, вполне коррелирует с общеизвестными научными фактами. Говорю вам, это растение разумно! Вероятно, оно потомок того самого райского древа познания! И один Бог знает, сколько веков оно существует исключительно благодаря симбиозу.

– Это выше моего понимания, – проговорил я.

– Ментальный симбиоз, что тут непонятного? Каким-то образом Красное древо воздействует на жертву, получает контроль над разумом и ассимилирует все ее знания. В обмен древо отдает… Что оно отдает, Гюнтер?

Мы воззрились на археолога. Бородатое лицо походило на маску, а глаза странно поблескивали.

– Бэбкок, ты спятил. Пойдемте к дереву, и я докажу, что это просто растение!

– Ага, как же! – воскликнул Бэбкок. – Чтобы и мы попались в эту ловушку? Гюнтер, я тебя не узнаю. Бьюсь об заклад, Красное древо завладело речевыми центрами твоего мозга.

Гюнтер расхохотался. То, что он сказал дальше, нас поразило.

– Твоя правда, Бэбкок. Вскоре вы будете принадлежать мне, все до единого. До вашего появления я и не подозревало, что вне долины существует жизнь. Вы меня заберете отсюда. Целую вечность я вынуждено было созерцать мир глазами глупого зверья! Как же я устало…

– Боже правый!.. – услышал я шепот Карни.

Пистолет взметнулся, но я оказался быстрее. Прыгнув, я сцепился с этнологом. Вместо выстрела раздался треск кустарника – Гюнтер нырнул в заросли.

Уэстерли захохотал. Казалось, он вконец обезумел. Он смеялся и никак не мог успокоиться.

Бэбкок сдался, и я забрал пистолет.

– Все равно он сбежал, – пожав плечами, сказал этнолог. – В таких потемках искать его бесполезно.

Я отошел от Бэбкока и взглянул на Карни: вид у того был совершенно обескураженный. Дикий смех Уэстерли звонким эхом раскатывался по ночной долине.

Смешав бренди с водой, я влил его проводнику в горло. Уэстерли сник: взгляд бессмысленный, беззвучно шевелятся губы. Как я уже говорил, психология мне не чужда.

Не понадобилось много времени, чтобы убедиться: Уэстерли сошел с ума. Без успокаивающего действия опиума его невротическое сознание не выдержало ужаса происходящего, и он погрузился в шизофренический сон наяву. И хотя никакой опасности бедняга не представлял, у меня мурашки ползли по хребту.

Полчаса спустя Уэстерли, кутаясь в одеяло и что-то бормоча под нос, наконец угомонился. Рассевшись вновь вокруг костра, остальные переглянулись.

– Надо убираться отсюда, – заявил Бэбкок.

– Мне все еще не верится, – промычал