Шрифт:
Закладка:
- Да, венец. Только вот это мы так решили, что мы венец. А любое животное спроси, считает ли оно нас венцом? И если бы оно могло говорить, я не думаю, что оно бы с этим согласилось.
— Неужели ты так же думаешь?
— Я думаю, что так вполне можно думать. И эти разговоры Глеба вполне убедительны, а потому имеют право быть.
— Знаешь, я… я даже немножко в шоке. Это как-то не совсем то, что принято считать и говорить у нас в обществе, среди людей.
— Вот именно — принято. Тем более среди людей. Поэтому я совсем не в шоке. Я думаю об этом. И еще — я хочу немного поспать. Ты не возражаешь?
Я наклонился к ней, поцеловал в щеку. Она обняла меня, вздохнула, губы коснулись лба.
— Конечно, спи. Спокойной ночи, сумасшедший мой.
Я обнял ее, прижал к себе, тепло и покой окутали, и я медленно провалился в долгожданный сон.
— Спокойной ночи, нормальная моя.
Черная ночь.
Сквозь деревья пятнистый путь нам освещала огромная белая луна. Я бежал впереди, за мной, еле поспевая, Глеб.
— Ну, быстрее ты, здоровяк! Они скоро догонят! — кричу я ему, обернувшись на ходу.
— Да… бегу я… бегу! — ответил он, тяжело дыша, цепляясь руками за стволы деревьев.
Я остановился, перевожу дыхание, вытираю со лба пот. Глеб подбежал, обхватил руками сосну, сплюнул. Дыхание хриплое, лицо и ладони блестят от пота. У него даже вытереться нет сил.
— Я же… не бегун, как ты, — прохрипел он. — Вот жим лежа, или руку кому… сломать, или там… еще что… а бегать я не мастак.
— Да, — сказал я, — особенно когда бежишь неизвестно сколько, а конца и края леса не видать.
Вдали послышался приглушенный лай, визг.
— Они уже рядом, — сказал я.
— Я больше не могу, — застонал Глеб, бессильно сполз по стволу. — Не могу! Я остаюсь!
Глаза его наполняются слезами, из груди вырывается стон.
— Я лучше здесь сдохну! — сквозь нахлынувшие рыдания крикнул он.
— Нет! — я подхватил его под руки, попытался приподнять полтора центнера рыданий, руки скользят. — Давай, соберись! Я чувствую, что скоро. Давай же, дружище! Я знаю, ты сможешь, ты сильный!
— Да какой я сильный! — ревел он. — Я здоровый, только и всего! А внутри такой же человек, как и все, как и ты.
Тем не менее, он шумно выдохнул, оперся на мою руку, приподнялся. Огромное мускулистое тело превратилось в трясущуюся и расхлябанную массу.
— Что же с тобой случилось, Рембо?! — спросил я, хлопнул дружески по спине, брызги пота полетели во все стороны. — Ты сможешь! Давай, соберись! Еще один рывок!
— Один рывок, — повторил Глеб, толстой рукой смахнул с лица струи пота. — Ты это говорил уже раз десять. Когда же кончатся эти рывки?!
— Последний, обещаю.
Лай собак ближе. К нему примешивается хруст веток, глухое рычание.
— Все, рвем отсюда! — крикнул я.
Кое-как ковыляя, мы «рвем» по зарослям. Глеба шатает во все стороны. Ветки хлещут по лицу. Из-за стекающих по лицу струй соленого пота глаза слезятся. Мы то и дело натыкаемся на молодые деревца, застреваем в кустах, проваливаемся в невидимые ямы.
Но продолжаем бежать.
Слева мелькнула тень. Я потянул Глеба на себя, свернул за толстое дерево.
- Что такое? — спросил он.
— Собака! Или волк! — сказал я, вглядываясь в темноту.
Собака-волк пробегает между деревьями в нескольких метрах от нас, на миг спина встопорщенной щетиной освещается лунным светом. Хвост поджат, глаза расширены в ужасе, слышится приглушенный стон.
— Она тоже боится! — прошептал я.
— Как? И она тоже? — не верил своим ушам Глеб.
— Да! Как и мы! — моя ладонь судорожно сжалась, хотелось спрятаться за широкой спиной друга — такого большого и сильного… и еще более испуганного. Ладно, вдвоем боятся легче, подумал я.
— Они все от него бегут, — произнес Глеб то, что я не в силах был выдавить из себя.
И это было правдой.
— Б-бежим, — застонал он и как сохатый вломился в густой кустарник. Я за ним по протоптанной дороге.
Мимо мелькнула еще одна тень, испуганно шарахнулась от нас. Снова собака-волк. И эта тоже боится. Они все его боятся.
По лесу трубит и грохочет, словно гром из черной тучи, застрявшей между деревьев. Это он так рычит. Нас толкает в спину воздушная волна.
— Твою мать! Твою мать! — истерически завизжал Глеб, тянет меня за собой еще быстрее. Я как мягкая игрушка болтаюсь за ним. От страха у него открылось второе дыхание, а я не могу даже ругательство из себя выдавить.
Сквозь треск ломающихся деревьев я слышу его дыхание за спиной. Он бежит гораздо быстрее нас, топот стоит такой, что деревья трясутся, а у нас ноги подгибаются, словно мы бежим не по твердой почве, а по хлипкому навесному мосту.
Скоро он нас настигнет. Уже скоро. Он уже близко.
Теперь и мой страх открывает второе или уже третье дыхание. Я обгоняю Глеба, перескакиваю ямы, проскальзываю торчащие ветки и копны кустов.
— А-а-а!!! — закричал в спину Глеб. Это похоже на «ура» только наоборот. Это от страха и безысходности. Мы оба знаем, что не убежать.
Но бороться надо до конца.
А конец уже близко и паническая заноза в голове скребет и кровоточит: «скорей бы…»
Хрустнувшее за спиной дерево валится между нами. Широкие колючие толстые ветки сбивают нас с ног. С криками страха и боли мы подползаем друг к другу, безуспешно пытаясь спрятаться под толстым стволом.
Вместе умирать веселее.
От его шагов мы подпрыгиваем на земле, ветки качаются над нами.
И сквозь них мы видим его.
Широко расставив свои волосатые кривые и огромные, словно два лохматых баобаба ноги, он высматривает нас — маленьких и дрожащих — среди густых веток. Смрадной осязаемой волной до нас дошел тошнотворный запах его тела, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сблевать себе под ноги. Мы оба с Глебом почти не дышим, чтобы не выдать себя. Зато его хрипы сотрясают ветки, а изнутри грудной клетки размером с железнодорожную цистерну доносится тяжелый низкий гул.
Тонкий и почти неслышный хруст под Глебом выдает нас. Глеб бессильно стонет, когда два горящих угля его глаз устремляются прямо на нас.
Он хрипит, наклоняется и в нос ударяет гнилостный запах из его пасти. Волосы на наших головах трепещутся на ветру его дыхания. Этот кинг-конг протягивает к нам огромные волосатые лапы, обхватывает сразу
