— Жаль, — покачал головой Ждан. — Я думал, хоть к кому-то можно будет обратиться за помощью.

— Прости, Ждан Ярославич, — развёл руками Бородыня. — Теперь тебе одному, похоже, придётся с нечистью воевать.

— А в княжеском тереме нечисть завелась? — насторожился Ждан.

— А как же? —удивился домовик. — Там, где добро не живёт, обязательно зло селится.

— И кто там может быть?

— А кто его знает? Может, шерснатые поселились или злыдни, а может, кто-то чудинку подселил. Ведьма наверняка расстаралась.

—Они же всех в тереме изведут.

— Изведут, — кивнул домовик. — И вас могут подстеречь. Наружу они не суются, им самосветный камень будто соль в глаза брошенная, а вот в самом тереме…

— И что нам с ними делать?

— Да, ты главное не бойся. С анчуткой управился и этих разгонишь, они послабее будут. Всё больше на страхе людском жиреют, на ненависти да раздоре.

— А про колдунов чёрных в крепости ничего не слышал?

— Про колдунов не слышал. Да только тут такое дело…

Домовик замялся, будто никак не мог решиться продолжить.

— Что стряслось? — решил сам спросить Ждан.

— В окольном городе что-то творится, — ответил Бородыня. — Нехорошее что-то. Там у нас родни много, да в последнюю седмицу никто не отвечает. Я туда коргорушу послал, так видишь, она хворой вернулась.

— Порчу на город навели? — встревожился Ждан.

— Порчу мы бы почуяли, — поморщился домовик. — Тут что-то другое, чужое совсем. Родичи то ли по углам разбежались, то ли перемёрли все разом. Корогоруша молчит, ничего не рассказывает, дрожит только. Сроду такого не упомню.

«Сначала собаки пропали, теперь домовики», — подумал Ждан, а вслух сказал:

— Может, это как-то связано с колдовством?

— Тёмную волшбу мы бы почуяли, а тут будто просто всё опустело.

— Опустело, говоришь, — задумчиво произнёс бывший десятник. — Вот оно что…

— А ты никак до чего-то додумался? — встрепенулся домовик.

— Лучше бы я ошибся, Бородыня Твердихлебович. Если прав я, то скоро никому тут жизни не станет.

На том они с домовым и расстались, а утром Ждан встал до рассвета и снова вернулся мыслями к разговору с домовиком. Домовик говорил о том, что пусто стало в окольном городе и Уйка пленный орал что-то о том, что придёт великая пустота и всё пожрёт. Уж не одной ли цепочки — это звенья? Но зачем убивать домовиков и собак? Люди для колдунов опаснее, навели бы хворь или страху бы нагнали, а тут… будто и не происходит ничего. Разве что мелкие незаметные пропажи.

Надо было срочно найти Велимира с Некрасом. Во-первых, если в окольном городе и вправду незнакомая волшба творится, то надо им оттуда уходить, а во-вторых надо, чтобы кто-то Сияне помог в случае чего. Правда, тут есть одна закавыка, никто точно не скажет, только ли в окольном городе лихо приключилось. Может и в посаде, и в детинце то же самое скоро будет.

Его размышления прервали проснувшиеся Сияна с Цветавой. Тут же началась суета, какие-то сборы, хотя всё уже было собрано. Потом завтракали, обнимались на прощание, оба новоиспечённых охранника княжны клятвенно пообещали заходить в гости, как только появится возможность.

В палаты они пришли как раз к моменту, когда княжну умыли, убрали в наряды и вывели к столу завтракать. Увидев своих спасителей, Ладослава взвизгнула счастливо и чуть не повисла на шее у Ждана. На радостях даже хотела посадить их за стол рядом с собой, но княгиня, не роняя достоинства, вразумила дочь, наказав обоим гридням подождать снаружи обеденного зала.

Вообще, первый день на новой службе показался Ждану удивительно скучным — они с Цветавой тенями ходили за княжной, если она выходила из женской половины палат, когда Ладослава уходила в свои покои за ней шла одна Цветава, а Ждан сидел снаружи у лестницы, будто сторожевой пёс возле калитки. Как только ожидалась прогулка или поход на обед или к ужину, из женской половины выбегала нянька и предупреждала его. Ждан тут же вытягивался в струну и ждал, пока не спустится толпа девиц, нянек, мамок и невесть кого ещё и топал следом, с ужасом понимая, что если кто-то захочет подобраться к княжне, то он просто не услышит его за всем этим щебетом и смехом.

Наконец, к вечеру это истязание закончилось, Ждан отправился в выделенную ему комнату в мужской половине, Цветава же осталась с княжной на женской половине, её поселили напротив Ладославы.

Комната, которую ему досталась, совсем не напоминала уютный дом Сияны, скорее уж обитель волхва-отшельника — каменные стены, сводчатый потолок, под самым потолком окошко, забранное кованой решёткой, лавка с шерстяным одеялом, полка на стене, запас свечей, вот и всё убранство. Ждана бедность обстановки нисколько не смущала, непонятно было только зачем ему дни и ночи напролёт торчать в палатах, если его даже на женскую половину не пускают. Что он сможет сделать, если на княжну нападут?

Зажигать свечу он не стал, пусть свет из оконца и тускловат, но он тут не грамоты разбирает. Только опустившись на лавку, Ждан понял, как сильно устал за день, глаза слипались, ноги гудели, он уже почти соскользнул в сон, когда заметил в верхнем углу какое-то шевеление. Не поворачивая головы, скосил глаза, из-за полуприкрытых век и увидел, как по потолку к нему ползёт нечто, больше всего напоминающее выросшую до размеров собаки жабу, заросшую густой чёрной шерстью и лысой сморщенной головой на тонкой шее, все четыре