Шрифт:
Закладка:
В Венеции обычно работало семь театров, названных в честь святых и вмещавших скандальную публику. Дворяне в ложах не отличались особой щепетильностью в отношении того, что они обрушивали на простолюдинов внизу. Враждующие группировки отвечали на аплодисменты свистом, зевотой, чиханием, кашлем, кукареканьем или мяуканьем кошек.69 В Париже театральная публика состояла в основном из представителей высших классов, профессиональных людей и литераторов; в Венеции — в основном из среднего класса, с примесью вульгарных куртизанок, грубых гондольеров, переодетых священников и монахов, надменных сенаторов в мантиях и париках. В такой олле-подриде человечества трудно было угодить всем элементам пьесы, поэтому итальянская комедия, как правило, представляла собой смесь сатиры, пощечин, шутовства и каламбуров. Подготовка актеров к изображению характерных персонажей делала их неспособными к разнообразию и тонкости. Это была та публика, та сцена, которую Гольдони стремился поднять до уровня законной и цивилизованной комедии.
Приятное — простое начало его «Мемуаров»:
Я родился в Венеции в 1707 году… Моя мать произвела меня на свет без особой боли, и это усилило ее любовь ко мне. Мое первое появление на свет не сопровождалось, как это обычно бывает, криками; и эта мягкость показалась мне тогда признаком того миролюбивого характера, который я сохранил с того дня».70
Это было хвастовство, но правдивое; Гольдони — один из самых милых людей в истории литературы; и, несмотря на этот экзордиум, среди его достоинств была скромность — качество, не свойственное книжникам. Мы можем поверить ему, когда он говорит: «Я был кумиром в доме». Отец уехал в Рим изучать медицину, а затем в Перуджу заниматься ею; мать осталась в Венеции, чтобы воспитывать троих детей.
Карло был очень развит: в четыре года он умел читать и писать, а в восемь сочинил комедию. Отец уговорил мать, чтобы Карло переехал жить к нему в Перуджу. Там мальчик учился у иезуитов, хорошо учился, и ему предложили вступить в орден; он отказался. Мать с другим сыном присоединилась к отцу, но холодный горный воздух Перуджи не понравился ей, и семья переехала в Римини, а затем в Кьоджию. Карло поступил в доминиканский колледж в Римини, где ежедневно получал дозы «Суммы теологии» святого Фомы Аквинского. Не найдя в этом шедевре рационализации никакой драматургии, он читал Аристофана, Менандра, Плавта и Теренция; когда в Римини приехала труппа актеров, он присоединился к ней настолько, что удивил своих родителей в Кьоджии. Они отругали его, обняли и отправили изучать право в Павию. В 1731 году он получил диплом и начал практиковать. Он женился, и «теперь был самым счастливым человеком в мире».71 если не считать того, что в брачную ночь он заболел оспой.
Вернувшись в Венецию, он преуспел в юриспруденции и стал там консулом от Генуи. Но театр продолжал увлекать его; он жаждал писать и быть поставленным. Его «Белизариус» был поставлен 24 ноября 1734 года с вдохновляющим успехом; спектакль шел каждый день до 14 декабря, и гордость за него старой матери удвоила его радость. Венеция, однако, не имела вкуса к трагедии; его дальнейшие предложения в этом жанре не увенчались успехом, и он с грустью обратился к комедии. Тем не менее он отказался писать фарсы для commedia dell' arte; он хотел сочинять комедии нравов и идей в традициях Мольера, выводить на сцену не застывших в масках персонажей, а личности и ситуации, взятые из современной жизни. Он выбрал несколько актеров из труппы комедии в Венеции, обучил их и в 1740 году поставил «Придворного Момоло». «Пьеса имела замечательный успех, и я был доволен».72 Не совсем, поскольку он пошел на компромисс, оставив все диалоги недописанными, кроме главной роли, и предоставив роли четырем традиционным персонажам в масках.
Он шаг за шагом продвигал свои реформы. В пьесе «Женщина чести» он впервые полностью отказался от действия и диалога. Враждебные труппы поднимались, чтобы конкурировать с его пьесами или высмеивать их; сословия, которые он сатириковал, например, цицисбеи, замышляли против него; он боролся с ними с успехом за успехом. Но не нашлось другого автора, который мог бы снабдить его труппу подходящими комедиями; его собственные, слишком часто повторяемые, утратили благосклонность; он был вынужден, в силу конкуренции, написать шестнадцать пьес за один год.
В 1752 году Вольтер назвал его Мольером Италии. В том году пьеса «Хозяйка трактира» имела «столь блестящий успех, что ее… предпочли всему, что еще было сделано в этом роде комедий». Он гордился тем, что соблюдал «аристотелевские единства» действия, места и времени; в остальном он оценивал свои пьесы реалистично: «Хорошо, — говорил он, — но еще не Мольер».73 Он писал их слишком быстро, чтобы сделать из них произведения искусства; они были умно построены, приятно веселы и в целом верны жизни, но им не хватало мольеровского размаха идей, силы слова, мощи изложения; они оставались на поверхности характеров и событий. Природа публики не позволяла ему пробовать высоты чувств, философии или стиля; и он был слишком весел по своей природе, чтобы погружаться в глубины, которые мучили Мольера.
По крайней мере, однажды он был потрясен и растроган до глубины души: когда Карло Гоцци бросил ему вызов в борьбе за театральное первенство в Венеции и победил.
В литературной суматохе этого времени участвовали два Гоцци. Гаспаро Гоцци писал пьесы, которые в основном были адаптацией французских; он редактировал два известных периодических издания и начал возрождение Данте. Его брат Карло был не столь любезен: высокий, красивый, тщеславный и всегда готовый к драке. Он был самым остроумным членом Академии Гранеллески, которая выступала за использование в литературе чистого тосканского итальянского, а не венецианского идиоматического языка, который Гольдони использовал в большинстве своих пьес. Будучи любовником или кавалером
