весел, даже не обнажая оружия, такая команда «морской пехоты» образует грозную боевую силу, с которой в эпоху викингов трудно было состязаться кому бы то ни было. В целом поведенческий механизм такой команды «руси» образует особый и самодостаточный социум (Лебедев, Жвиташвили, 2000: 92–93).

Рис. 74. Судно из Усеберга.

Вверху – процесс раскопок в Усеберге; внизу – особенности конструкции судна

Социум корабля формирует и собственную морскую субкультуру, адаптированную к условиям длительного и дальнего плавания. Кожаная одежда (мехом внутрь, оптимальная на холодном ветру и волне), соленая и сушеная рыба, слабое пиво (взамен и пресной воды, и хлеба), разные виды сухого хлеба, бондарная посуда для этих припасов, железная пожаробезопасная очажно-кухонная утварь (подвесные котлы и пр.), парус в качестве тента, сундучки (ларцы) для личных вещей и имущества составляли стандартный, устойчивый и универсальный набор. Превосходно приспособленный к экстремальным морским условиям, он находил эффективное применение и на суше. Кожаные штаны loðbrók, давшие прозвище Рагнару, были известны колбягам Приладожья (курган Сязнига «Г», раскопки 1970 г.) (Лебедев и др., 1971: 5).

Рис. 75. Большой корабль из Гокстада. Реконструкция Б. Альмгрена:

А – теоретический чертеж корпуса: а – обводы по мидельшпангоуту; b – уключины под весла; с – крепление щитов; d – обшивка; е – конструкция киля; f – разрез по мидельшпангоуту. В – процесс постройки

В течение эпохи викингов прослеживается тенденция к дальнейшему наращиванию размеров судна: «длинные корабли» (langskip) поздней эпохи викингов были самым эффективным выражением престижа и претензий их владельцев (вплоть до «конунгов-викингов»). Однако уже к средней эпохе викингов, видимо, были достигнуты их пределы, так как длина отражалась на прочности конструкции, лимитированной высотой деревьев судового леса. Универсальность нового типа судов была исчерпана. В позднюю эпоху викингов начинается дифференциация, появляется перспективный новый тип грузового корабля – knorr и в находке из Скульделёв (XI в.) представлены уже различные типы судов (Olsen, Crumlin-Pedersen, 1978).

Прогресс северного судостроения позволил решить важнейшие проблемы массовых коммуникаций: передвижения на дальние расстояния значительных масс людей, регулярной циркуляции товаров, постоянного контакта между морскими торговыми центрами, прибрежными районами, с внешним миром. Выражение «корабль – жилище скандинава» стало крылатым. Корабли становятся центральным мотивом изобразительных композиций на готландских камнях, важным элементом наиболее сложного и пышного погребального обряда («королевские курганы» Норвегии), одним из центральных образов эддической и скальдической поэзии. Новые средства морского транспорта обеспечили высокую мобильность представителей различных общественных групп; бонды не привязаны более к одалю и хераду, им доступны новые земли и дальние острова. Корабли стали одной из важнейших материально-технических предпосылок и средств для решения назревших к исходу VIII в. социальных коллизий.

Обеспечивая циркуляцию и концентрацию материальных ценностей, морские суда викингов стали самостоятельным морально-правовым фактором: на корабле действовали особые правовые нормы, объединявшие экипаж; деление по кораблям легло в основу военно-административной системы ледунга (Гуревич, 1967: 181–186; Ковалевский, 1977: 108).

В целом структура культуры эпохи викингов обогатилась существенными инновациями. Если, достаточно условно, выделить доступные археологической фиксации базовые параметры (66 позиций), то по крайней мере 23 из них появляются лишь с VIII в. (43 %). Остальные почти 60 % характеристик культуры, однако, достаточно равномерно формируются (и удерживаются) в течение всего времени с начального заселения Скандинавии. До 10 % культурных параметров появляются в мезолите (лук и стрелы, навыки и орудия охоты, собирательства, промысла морского зверя, рыболовства и пр.), более 7 % – в неолите (длинный дом и другие элементы земледельческо-скотоводческого уклада, курганы и др.), эпоха бронзы дает до 12 % инноваций, ставших архетипами нордической культуры, по 7–10 % дополняют эти архетипы последовательные периоды железного века. Наступление эпохи викингов северное общество встретило со сложившимися структурами мужской и женской субкультур, где безусловной доминантой была первая из них, культура «человека воюющего» (Хлевов, 2002: 108–131).

6.2. Мужская субкультура. Копья, боевые топоры и мечи викингов

Процесс совершенствования военной организации норманнов наиболее ярко проявился в резком расширении и быстром развитии арсенала викингов. Наряду с традиционными ланцетовидными копьями (типы А, Е, по Петерсену) скандинавские ремесленники в IX – первой половине X в. осваивают западные, франкские образцы («копья с крылышками», тип В): вырабатываются местные их разновидности – типы С и D. В середине Х в. от заимствования, повторений северные мастера переходят к творческой переработке импортных образцов, стремясь в новых типах наконечников совместить боевые качества традиционных местных и западных копий. Так возникают типы К, G, Н, М (рис. 76).

Рис. 76. Типология копий и боевых топоров эпохи викингов (типы и датировки по Я. Петерсену)

В сходном ритме идет развитие массового северного оружия, боевых топоров (рис. 76). Унаследованные от предшествующих периодов типы А, В, D, Е модернизируются, вырабатываются различные варианты «топора с бородкой» (типы С, F, Н); с другой стороны, совершенствуется модель широколезвийного топора с равномерно расширяющимся лезвием (типы I, К, L). Наибольшее разнообразие типов приходится на вторую половину IX в. Они отразили поиск наиболее эффективных форм. В X в. этот поиск завершается определенной унификацией: синтез обеих ведущих линий был найден в виде боевых секир викингов – топоров типа М, с очень высоким коэффициентом полезного действия.

Рис. 77. Наконечники копий эпохи викингов

Мечи эпохи викингов представлены примерно тремя десятками типов (Arbman, 1961: 27–152; Кирпичников, 1966: Вып. 1, 19–20; Maure, 1977: 111–112). Их группировка с учетом взаимоотношений признаков различных уровней (функционального, конструктивного, декоративного, семантического) (Лебедев, 1979а) позволяет рассмотреть этот набор типов в виде культурно-исторической типологии (Лебедев, 1991б).

Безусловно, мечи были важнейшим из проявлений «воинской идеологии», реализуя при этом ее различные, вплоть до альтернативности, модели (Jakobsson, 1992: 182–183; ср.: Флори, 1999). Группируя мечи по «принципам конструкции», от простого подтреугольного к составному, сложносоставному и т. д. навершию (до шести «конструктивных принципов»), Микаель Якобссон дифференцирует универсальные по распространению во всем ареале воздействия «франкского меча» формы (равномерно представленные в Северо-Западной, Средней, Северной и Восточной Европе от Луары до Волго-Окского междуречья), локальные западные («базовый принцип 3» мечей типов К, О, S по типологии Петерсена) и группы форм (принципы 5, 6), локализованные вдоль Пути из варяг в греки, в Скандинавии и зонах особой активности викингов в Западной Европе (Jakobsson, 1992: 63–65, Kartе, 1–6). Выделяется и зона особо глубокого проявления модели «независимой воинской идеологии» (идеологии сопротивления) в бассейне озера Меларен (Jakobsson, 1992: 148–149), реализованной в концентрации могил с оружием. Детализировать представления о структуре этой идеологии, по-видимому, позволяет и предложенная в монографии 1985 г. культурно-историческая типология мечей викингов (Лебедев, 1985: 125–127), корреспондирующая, как и типология Якобссона, и более ранняя типология Мора, с исходной и классической «линейной типологией» Яна Петерсена (Лебедев, 1991б: 281–285). Археологические данные дополняет анализ культурной функции меча, построенный на выборке 300 известий из саг и поэзии скальдов, перекидывающей мостик от артефактов к текстам древнесеверной