два дня. И что самое главное — епископ Иларион взял на себя тяжкое бремя переговоров с Е.А.Тучковым. После трехчасовых яростных споров было выработано следующее соглашение: патриарх издает еще одно воззвание к верующим, в котором должно яснее и громче прозвучать его раскаяние в политических грехах, осуждение церковной эмиграции должно быть высказано в более категорической форме, чем в первом воззвании. Однако Е.А.Тучков пошел на большие уступки: он согласился на издание «разъяснения» к инструкции 1 июня, которая фактически сводила на нет самую инструкцию. От принципа «регистрации» епископ Иларион категорически отказался, и Е.А.Тучков на ней не настаивал. Наконец, Е.А.Тучков согласился на значительное уменьшение налогового бремени, которое несли храмы и духовенство.

Обе стороны имели все основания быть довольными результатами переговоров: епископ Иларион тут же засел за сочинение нового воззвания, а Е.А.Тучков, приняв Красницкого, удостоил его краткой официальной пятнадцатиминутной аудиенции, сущность которой сам Красницкий через 11 лет характеризовал следующим образом: «Наш разговор, молодой человек (один из авторов этой работы тогда был действительно еще молод), можно охарактеризовать следующим образом:

Он был титулярный советник, Она — генеральская дочь. Он вздумал в любви ей признаться, Она прогнала его прочь».

Менее удачной была встреча патриарха Тихона с архиепископом Феод ором Поздеевским.

Архиепископ Феодор считался в те времена оплотом церковного консерватизма и строгого православия. Еще в дореволюционное время, будучи ректором Московской духовной академии и епископом Волоколамским, Преосвященный прославился своей нетерпимостью. В 1918 году он тотчас после Февральской революции ушел на покой и с тех пор жил в Даниловом монастыре, замкнувшись в суровой отчужденности. Строгий монах и безупречный аскет, знаток святоотеческого богословия и канонического права, владыка пользовался большим уважением его бывших учеников — архиереев, в числе которых было много ревнителей церковного благочестия.

Архиепископ Феодор во время своего свидания с патриархом предостерегал его против слишком больших уступок власти и против каких бы то ни было переговоров с обновленцами. (Епископ Иларион считал нужным оставить этот вопрос открытым.) Архиепископ остался недовольным свиданием: патриарх показался ему недостаточно твердым и властным. Самая манера говорить, свойственная патриарху, часто прибегающему к юмористическому тону, раздражала сурового монаха. «Все хи-хи, ха-ха, и гладит кота», — ответил он одному из своих приверженцев на вопрос о том, как он нашел патриарха.

Это первое свидание архиепископа с патриархом определило дальнейшую роль архиепископа Феодора: до самой смерти патриарха Тихона Данилов монастырь играл роль оппозиции справа. Его сторонники были во много раз более «тихоновцами», чем сам патриарх Тихон.

В это время в патриарших покоях появился еще один неожиданный посетитель — А.И.Боярский, экстренно приехавший из Петрограда и выразивший желание вступить в переговоры с патриархом. Визит А.И.Боярского, однако, не был успешен. О. Анемподист, выйдя к нему из патриаршего кабинета, вежливо ответил, что патриарх просит его извинить, но ничего общего он с «Живой Церковью» не имеет и потому вынужден отказать себе в удовольствии видеть ее лидеров.

Наконец, в воскресенье состоялось долгожданное первое служение патриарха. Желая дать наиболее объективное описание патриарших богослужений того времени, мы прилагаем здесь рассказ двух очевидцев, принадлежащих к двум враждебным лагерям.

«В воскресенье 1 июля б. патриарх Тихон совершил в Донском монастыре первую службу после освобождения своего из-под стражи, — писал сотрудник «Известий». — Служил он с двумя епископами. Ожидания «непримиримых», что народ после «повинной» Тихона и заявления его об отмежевании от внешней и внутренней белогвардейщины отшатнется от него — не оправдались.

Верующих пришло на службу много. Храм, коридор и паперть, и весь монастырский двор были усеяны народом.

Так как в церковь прошла только незначительная часть верующих, то по окончании обедни Тихон отслужил молебен на монастырском дворе, после чего в течение нескольких часов благословлял верующих.

В церкви Тихон обратился к собравшимся с кратким словом. Он говорил о необходимости для церкви совершенно отмежеваться от политики, считая крупной ошибкой то, что представители церкви не смогли сделать этого раньше.

— Теперь я освобожден от ареста и получил возможность снова совершать богослужение. Задача церкви — сеять учение Христа о мире, братстве, всепобеждающей любви. Взбаламученное страстями море человеческое теперь особенно в этом нуждается. И церковь должна выполнить эту основную задачу.

Касаясь церковного Собора, Тихон говорит о незаконности его постановлений, в частности, постановления по вопросу о низложении его как патриарха, ссылаясь на каноны, правила. Несколько иронических фраз Тихон бросил по поводу постановления Собора о женатом епископате.

В заключение он выразил радость, что верующие собрались на первое его богослужение в таком большом количестве.

В алтаре храма находились представители некоторых иностранных миссий и иностранные корреспонденты, которые производили фотографические снимки с отдельных моментов процесса облачения Тихона и его службы, говоря, что снимки предназначаются для заграничных иллюстрированных журналов.

— Ведь теперь о Тихоне говорит весь мир.

Молодой священник, говорящий на иностранных языках, давал им пояснения. Тихон дал обещание принять иностранных корреспондентов. Когда в церкви шла служба, на монастырском дворе верующие, разбившись на группы, оживленно комментировали заявление Тихона в Верховный Суд.

Отдельные лица разделяли ту точку зрения, что заявление Тихона — крупная, непоправимая ошибка. Ставили в вину Тихону, что он свое заявление написал по новой орфографии. Номер «Известий ВЦИК» с факсимиле заявления патриарха переходил из рук в руки, так как были скептики, усиленно распространявшие слухи, что Тихон никакого заявления не писал… В большинстве же кружков, групп слышалось иное. Заявление Тихона считалось в высшей степени своевременным и мудрым актом.

— Посмотрите, сколько здесь народа, подлинной демократии, и все только о том, что Тихон принял целиком советскую платформу. Теперь расхождения между народом и церковью нет. Поверьте, что когда Советская власть убедится, что в лице церкви она не имеет контрреволюционной организации, она совершенно изменит свое отношение к ней.

Тем не менее все же говорили, что некоторые епископы недовольны Тихоном и решили от него отмежеваться, а один из видных профессоров богословия, прочитав заявление Тихона, будто бы разрыдался и сказал:

«Все кончилось», — и уехал на родину, в Смоленскую губернию.

В одной группе ворчали на толстовца Трегубова:

— И что он шатается, только смуту сеет…