Шрифт:
Закладка:
Как будто хладная рука
Ей сердце жмет…
— Ср.: VI, 611 и в пушкинском переводе «Из Ариостова «Orlando furioso» (1826) во время, близкое к работе над шестой главой ЕО:
И нестерпимая тоска,
Как бы холодная рука,
Сжимает сердце в нем ужасно
(III, 1, 17).
Возможно, что именно интерес к психологии ревности определил выбор этого текста для перевода. С этим же связано и сближение с текстом ЕО: Татьяна смущена «странным с Ольгой поведеньем» (VI, III, 3) Онегина; как и Ленский, она испытывает ревность. Этим объясняется неожиданное, казалось бы, совпадение текстов ЕО и перевода из Ариосто.
11-14 — «Погибну», Таня говорит… «Не может он мне счастья дать». — Романтико-фольклорное сознание героини подсказывает ей жесткие стереотипы для осмысления загадки Онегина: «хранитель» или «искуситель», Грандисон или Ловелас, суженый или разбойник (показательно, что так же мыслит и Ленский см. с. 295).
Однако влияние романтической литературы, делавшей образ носителя зла обаятельным, фольклорные образы жениха-разбойника, соблазнителя сестры и убийцы брата, с одной стороны, и очевидность того, что Онегин «уж верно был не Грандисон», с другой, заставляют Татьяну видеть в нем именно «погубителя». Литературное воображение героини рисует ей и возможное развитие будущих событий: сладостную гибель девушки, влюбленной в злодея, в духе сюжета «Мельмота» Матюрина («но гибель от него любезна…» — VI, III, 12). Ожидания Татьяны во многом совпадали с литературными представлениями читателя онегинской поры, воспитанного на тех же книгах. Именно на их фоне поведение героев по законам обыденной жизни приобретало характер художественной неожиданности.
IV — Высказывалось мнение, что в основе образа Зарецкого лежит реальное лицо — Ф. И. Толстой-Американец (см. с. 238–239). Даже если это так, П подверг черты реального прототипа существенной переработке.
8 — Картежной шайки атаман… — Азартные игры, хотя и были формально запрещены, но фактически являлись общераспространенным времяпровождением. Известия о крупных проигрышах и выигрышах составляли обычную тему разговоров в обществе.
Хотя обвинение в нечестной игре считалось тяжелейшим оскорблением, в обществе были известны люди, чья безупречность в этом отношении находилась под сильным и вполне оправданным подозрением, что не мешало им быть людьми, принятыми в порядочном обществе. К таким людям принадлежал и Ф. И. Толстой-Американец. Ср. в рассказах А. Н. Вульфа: «Где-то в Москве Пушкин встретился с Толстым за карточным столом. Была игра. Толстой передернул. Пушкин заметил ему это. «Да, я сам это знаю, — отвечал ему Толстой, — но не люблю, чтобы мне это замечали» (Пушкин в воспоминаниях современников, 1, 413). Составление опытными и не всегда честными игроками «шайки» не низводило их в глазах общества на степень профессиональных шулеров. Ср. в «Пиковой даме»: «В Москве составилось общество богатых игроков, под председательством славного Чекалинского, проведшего весь век за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги» (VIII, 1, 249).
11 — Отец семейства холостой… — Несмотря на иронический характер, это выражение являлось почти термином для обозначения владельца крепостного гарема и могло употребляться в нейтральном контексте. Ср.: «Алексей Степанович Лихарев <…> был холостяк, отец многочисленного семейства, состоявшего из двух матерей и целой толпы мальчиков и девочек, наполнявших дом. Он был очень честный и хороший человек…» (Селиванов, с. 109). Ср. об Иване Ивановиче в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Н. В. Гоголя: «Детей у него не было. У Гапки есть дети и бегают часто по двору. Иван Иванович всегда дает каждому из них или по бублику, или по кусочку дыни, или грушу».
13 — И даже честный человек… — Цитата из «Кандида» Вольтера («et même devint honnête homme»). См.: Лернер, с. 77–78.
14 — Так исправляется наш век! — Цитата из начала IV песни поэмы Вольтера «Гражданская война в Женеве» («…combien le siècle se perfectionne»).
V, 2 — В нем злую храбрость выхвалял… — Бреттер и дуэлянт Толстой-Американец гордился и военными заслугами: в 1812 г. он самовольно оставил калужскую деревню, «в которую сослан он был на житье», и явился на Бородинское поле: «тут надел он солдатскую шинель, ходил с рядовыми на бой с неприятелем, отличился и получил Георгиевский крест 4-й степени». Ср. в сохраненной Вяземским застольной песне. (Вяземский, Старая записная книжка, с. 71).
4 — В пяти саженях попадал… — Сажень — три аршина, или 2,134 м. Расстояние это — приблизительно около десяти шагов — было обычным для дуэлей (см. раздел «Дуэль», с. 97–98).
6 — Раз в настоящем упоеньи… — Игра слов: «упоенье битвы» распространенный в литературе тех лет поэтизм (ср.: «Есть упоение в бою»… — «Пир во время чумы», VII, 180); зд. означает, что Зарецкий был пьян. Противоречие между выражением и содержанием порождает иронию.
8 — С коня калмыцкого свалясь… — Эти детали не имеют отношения к реальной биографии Толстого-Американца, который являлся Преображенским (т. е. гвардейским пехотным) офицером и никогда в плену не бывал.
9 — Как зюзя пьяный… — Выражение из «гусарского языка». Специфически «гвардейский язык», имевший, впрочем, характерные подразделения по родам войск и даже полкам, отличался особым синонимическим богатством в описании состояния и стадий опьянения. Так, П. А. Вяземский вспоминает о некоем Раевском, командире конногвардейского полка (не родственнике героя 1812 г.), который «был в некотором отношении лингвист, по крайней мере, обогатил гвардейский язык многими новыми словами и выражениями, которые долго были в ходу и в общем употреблении, например: п р о п у с т и т ь з а г а л с т у к, немного п о д ш е ф е (chauffé — разогретый), ф р а м б у а з (framboise — малиновый) и пр. Все это, по словотолкованию его, значило, что человек лишнее выпил, подгулял» (Вяземский, Старая записная книжка, с. 110). Выражение «как зюзя» в поэзию ввел Д. Давыдов:
А завтра — черт возьми! — как зюзя натянуся,
На тройке ухарской стрелою полечу;
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!
(Давыдов, с. 104).
11 — Новейший Регул, чести бог… — Регул — римский полководец III в. до н. э. Имеется в виду легенда о том, что Регул, взятый карфагенянами в плен и отправленный ими с предложениями мира в Рим, советовал сенату продолжать войну, после чего добровольно вернулся в Карфаген, откуда был отпущен под честное слово и где его ожидала мучительная смерть.
13 — Чтоб каждым утром