не были столь уж впечатляющими, а «режим Сахера» так и не внес заметного вклада в восстановление палестинской экономики, а привел лишь к застою и упадку, на что тут же отреагировали левые сионисты. «Буржуазный сионизм обанкротился», — заявил Бен-Гурион; рабочий класс, говорил он, объективно представляет интересы страны, он — не просто часть населения, а главная опора сионизма; другие социальные группы преследуют лишь свои узкоклассовые интересы, и только трудовики принимают близко к сердцу интересы всей нации[454]. Берл Кацнельсон пришел к выводу, что у лейбористов остается только одна возможность: завоевать сионистское движение изнутри.

В то время это должно было казаться несбыточной мечтой: ведь с тех пор, как в 1927 г. социалистов вытеснили из Исполнительного комитета, шансов войти в руководство сионистской организации для них практически не осталось. Но влияние сионистов-трудовиков теперь уже нельзя было сбрасывать со счетов. На выборах в сионистский конгресс в 1927 г. они набрали 22 % голосов, и авторитет их продолжал расти. На выборах в 1931 г. они получили уже 29 % голосов, а в 1931 г., набрав 44 %, оказались самой крупной фракцией (в Палестине свои голоса им отдали 71 % евреев). В июне 1929 г. два представителя левых партий вошли в Исполнительный комитет сионистской организации; в 1931 г. Хаим Арлозоров возглавил политическое отделение Еврейского Агентства, а Берл Локкер стал директором организационного отделения. Спустя еще два года Бен-Гурион и Елиезер Каплан также вошли в число руководителей Еврейского Агентства, а Моше Шерток (Шаретт) сменил убитого в том же году Арлозорова. Таким образом, влияние социалистов в сионистском лагере восстановилось спустя лишь несколько лет после их поражения.

В ретроспективе можно найти множество объяснений столь триумфальному взлету лейбористского сионизма. Он играл важную роль как в Палестине, так и в диаспоре и пользовался авторитетом не только у молодого поколения. «Буржуазные сионисты» должны были понимать, что без трудового движения им обойтись не удастся, не говоря уже о том, чтобы выступить против него. Необходимо было признать очевидный факт, что в последующие годы халуцим-первопроходцы, которые в большинстве своем были социалистами, сыграют главную роль в построении национальной экономики, и враждовать с ними не нужно. Социалистами были практически все выдающиеся деятели сионизма, не считая Жаботинского и пожилого Усишкина. Левые фракции в этот период объединились. В 1930 г. была основана «Мапаи», и лейбористский сионизм стал выступать на сионистских конгрессах единым фронтом. Центр и правые группировки, наоборот, были разобщены. В руководстве сионистской организации также произошел раскол: одни поддерживали политику правого крыла, другие — левоцентристы — рассматривали трудовиков как потенциальных союзников. Международное положение также благоприятствовало лейбористам. Мировой экономический кризис и его политические последствия стали причиной укрепления левых (и крайне правых) по всей Европе и ослабили центристские группировки.

Внутри сионистского лагеря этот процесс радикализации способствовал росту активности не только трудовиков, но и ревизионистов. В 1931 г. каждый четвертый делегат на сионистском конгрессе представлял движение Жаботинского. Завязалась ожесточенная борьба между лейбористами и ревизионистами. Влияние последних не ограничивалось низшими слоями польско-еврейского среднего класса: ревизионисты пользовались довольно внушительной поддержкой рабочего класса и мощного молодежного движения. В Тель-Авиве происходили столкновения между членами Хистадрут и ревизионистами; тот факт, что ученики Жаботинского носили коричневые рубашки, подобно немецким штурмовикам из БА, не прибавлял им симпатий со стороны левых сионистов. Ревизионисты создали свой собственный («национальный») профсоюз, пользовавшийся покровительством некоторых владельцев фабрик и апельсиновых плантаций; таким образом эти крупные собственники стремились уничтожить монополию Хистадрут на организацию бирж труда. В Петах Тикве, Кфар Сабе и во многих других местах они вели с ревизионистами прямые переговоры по набору кадров, минуя Хистадрут. В некоторых случаях ревизионисты выступали в роли зачинщиков забастовок (как, например, в случае с забастовкой на кондитерской фабрике Фрумина)[455]. Они утверждали, что сражаются не с рабочим классом, а с Хистадрут, которая превратилась в орудие социалистических партий. Трудовики же считали деятельность ревизионистов сознательной попыткой «классового врага» разрушить профсоюзы и в конечном счете установить в стране полуфашистскую диктатуру.

Напряженность достигла кульминационной точки с убийством Хаима Арлозорова, главы политического отделения Еврейского Агентства — фактически сионистского министра иностранных дел. Вечером 16 июня 1933 г. он был застрелен во время прогулки по берегу моря в Тель-Авиве. Обстоятельства его гибели так и не были прояснены до конца, а личность убийцы не установлена по сей день. Но в те времена почти никто из левых сионистов не сомневался, что это — дело рук ревизионистов, хотя последние всячески отрицали свою причастность к преступлению. Убийству предшествовала ожесточенная кампания против трудовиков в ревизионистской прессе. Вейцмана, Арлозорова и других лидеров сионистского движения награждали такими эпитетами, как «предатели» и «грязные британские лакеи». Какое-то время даже казалось, что вот-вот между палестинскими евреями разразится настоящая гражданская война. Возможно, от кровопролития их удержала только внешняя опасность, грозившая палестинской общине и еврейскому народу в целом, ибо совсем недавно в Германии к власти пришел Гитлер. После этих событий ревизионизм начал постепенно терять силу. На выборах в сионистский конгресс в 1933 г. партия Жаботинского потерпела поражение: доля ее голосов упала с 25 до 14 %. После этого провала Жаботинский решил вовсе выйти из сионистского конгресса и основать независимую всемирную организацию. Борьба между ревизионистами и лейбористами продолжалась, но Жаботинский сам себя поставил в политическую изоляцию и столкнулся с оппозицией всего сионистского движения. Соглашение, к которому пришли Бен-Гурион и Жаботинский относительно ревизионистских профсоюзов, в 1935 г. было отвергнуто большинством членов Хистадрут. Впрочем, это соглашение было всего лишь попыткой смягчить борьбу между соперничающими профсоюзами: Бен-Гурион ни в коей мере не сочувствовал ревизионизму. Более того, ближе к концу своей политической карьеры он отказался сотрудничать с ревизионистами из Исполнительного комитета Еврейского Агентства и из правительства Израиля.

Экономический кризис в Палестине был преодолен в 1929 г. — в том же году, когда началась всемирная экономическая депрессия. Приток иммигрантов в 1929–1931 гг. был еще относительно малым, но в 1932 г. он возрос, а в 1933 г., в год прихода Гитлера к власти, достиг беспрецедентной численности в 38 000 человек и продолжал расти в 1934 и 1935 гг. Приток капитала в Палестину также значительно возрос: за период с 1932 по 1935 г. он составил 31 миллион фунтов стерлингов — против 20 миллионов за предыдущие одиннадцать лет. Новая, пятая, волна иммиграции не была в такой степени ориентирована на первопроходческую деятельность: в 1935-м, кульминационном для нее году только 45 % иммигрантов приехали по рабочим лицензиям. Однако эта иммиграция в корне отличалась от предыдущей, четвертой алии и была более продуктивной. Те, кто прибыл в Палестину по «капиталистическим» иммиграционным сертификатам, т. е. владевшие состоянием в 1000 или более фунтов стерлингов, открывали