впоследствии сыграли важную роль в сионистском движении и в истории государства Израиль, но большинство из них заняли ключевые посты лишь после того, как видные деятели второй алии начали один за другим сходить с политической сцены. Исключений было немного: Хаим Арлозоров уже в молодом возрасте стал главой политического департамента в Еврейском Агентстве, а Елиезер Каплан (который, как и Арлозоров, ранее был членом «Хапоэль Хацаир», менее богатой яркими политическими фигурами, чем «Ахдут Ха’авода») в 1930-е гг. стал финансовым директором Еврейского Агентства. Но в основном руководство оставалось в руках старшего поколения.

Почти все лидеры второй алии были примерно одного возраста и имели общее социальное происхождение: Бен Цеви, Давид Блох, Блуменфельд, Капланский и Явнеели родились в 1884 г., Шпринцак — в 1885 г., Бен-Гурион, Зерувавель, Израэль Шохат и Давид Ремес — в 1886 г., а Табенкин, Берл Локкер и Берл Кацнельсон — в 1887 г.[444]. И хотя этот список неполон, он включает большинство политических деятелей, в течение пятидесяти лет представлявших интересы трудящихся. Большинство из них приехали из Белоруссии и с севера Украины. Шпринцак родился в Москве, а позднее работал в Варшаве; он был одним из немногих представителей этого поколения, приехавших в Палестину из крупных городов. Из Польши и Галиции не было почти никого — не считая Капланского, который работал в Вене, а родился в Белостоке, и Иосифа Ароновича, одного из основателей «Хапоэль Хацаир», который приехал в Палестину из Галиции, где много лет работал учителем, хотя родился на Украине. Следует учесть, что большинство деятелей лейбористского сионизма приехали из вполне конкретных небольших городов. Сиркин и Виткин родились в Могилеве, где позднее работали Ремес и Давид Сакаи. Из Бобруйска, где родились Берл Кацнельсон и Табенкин, вышли и другие заметные фигуры второй алии. В таком маленьком городке, как Плоньск, родились Давид Бен-Гурион, Шломо Земах и Шломо Лави, которые сыграли решающую роль в заселении Езреельской долины и в организации первых киббуцев. Семьи Шохатов и Голомбов приехали из Волковысской области. Но тщетно было бы искать среди ведущих сионистов-лейбористов выходцев из Варшавы или Одессы, Риги или Москвы, Львова или Вильно[445].

Почти все они изучали иврит в традиционных религиозных школах (хедерах) или, если семья могла это позволить, брали уроки у частных преподавателей. Все они отвергали ортодоксальный иудаизм в своей личной жизни, но испытывали сильную привязанность к еврейским традициям; никто из них так и не превратился в ожесточенного противника религии, как это происходило со многими бундовцами. Среди лидеров второй алии особо выделяется одна небольшая группа: это были молодые палестинцы — Моше Шаретт, Дов Хос (родился в 1894 г.) и Элияху Голомб (родился в 1893 г.). Они были слишком молоды, чтобы сыграть заметную роль в общественной и политической жизни довоенного периода, но в 1920-е и 1930-е гг. они заняли видные посты в сфере обороны (Голомб) и сионистской дипломатии (Шаретт и Хос). Все трое родились в России. Семья Шаретта проживала в Херсонской области, Хос был родом из Орши, а Голомб — из Волковысска. Семьи привезли или отправили их в Палестину еще детьми школьного возраста, и все трое завершили свое образование в высшей школе Герцля в Яффе — Тель-Авиве. В школе они основали молодежную сионистскую организацию, а завершив обучение, поехали в Киннереф и Деганию работать в сельскохозяйственной коммуне. Все они происходили из довольно зажиточных семей (так, родители Голомба, например, владели мельницей), но, испытав влияние социалистических идей, решили связать свою судьбу с трудовым движением. В конце концов старшие коллеги приняли их как равных, несмотря на заметные психологические различия: тот факт, что Шаретт, Хос и Голомб провели детские годы в Палестине, а не в Восточной Европе, выделял их в особую категорию среди деятелей второй алии.

Общность происхождения лидеров второй алии отражалась в общности их интересов и целей[446]. Почти все они серьезно интересовались культурными проблемами; большинство в тот или иной период своей жизни публиковали книги; многие были филологами-любителями. Шазар (Рубашов) писал эссе и стихи, Берл Кацнельсон стал признанным мастером стиля, а Бен-Гурион в шестидесятилетием возрасте изучал философию. Голомб, управлявший еврейской оборонной организацией «Хагана», одно время работал редактором еженедельника. Все лидеры второй алии начинали свою политическую карьеру как сельскохозяйственные рабочие в Петах Тикве или в одной из близлежащих колоний. Ремес работал в Кастине, а Эш-коль — в сельскохозяйственном поселении близ Иерусалима. Но лишь немногие из них проработали в колониях дольше нескольких лет[447]. Все это кажется немного удивительным, учитывая, что социал-сионистское движение в Восточной Европе придавало огромное значение физическому труду и с презрением относилось не только к высшему образованию, но и к любому специализированному профессиональному обучению. Идеальным типом человека для социал-сионистов был компетентный работник, имеющий опыт в ирригации апельсиновых садов, а в остальном напрочь лишенный каких бы то ни было профессиональных амбиций. Но жизненные обстоятельства, в которых оказались лидеры второй алии, противоречили этим идеалам. Остро ощутив недостаточность своего образования, Бен-Гурион и Бен Цеви решили поступить в Константинопольский университет, где познакомились с Давидом Ремесом. Позднее в столицу Турции приехали также Шаретт и Дов Хос. Шомо Земах поехал в Париж, а Салман Шазар — в Германию изучать философию и историю; оба вернулись в Палестину лишь после I мировой войны. К началу 1920-х гг., через десять лет после иммиграции в Палестину, почти все эти люди стали партийными или профсоюзными чиновниками. Снова сработал железный закон элитарности и бюрократизации политических движений.

Специфический характер деятелей второй алии определялся не столько традиционным образованием, которое они получили, и не столько тем огромным значением, которое они придавали своей национальной принадлежности, сколько тем, что все они родились и выросли в маленьких восточноевропейских городках. Несмотря на черту оседлости, в границах которой приходилось жить евреям Восточной Европы, на самом деле они не могли не испытывать значительного влияния окружения. Это влияние выразилось и в песнях, и в традиционных костюмах, и даже в языке. Восточноевропейские евреи-студенты на рубеже XIX–XX вв. по своему менталитету, привычкам, обычаям и интересам были удивительно похожи на русских студентов. Многие из них даже не осознавали, до какой степени подверглись влиянию среды; они так гордились своей принадлежностью к великой еврейской традиции, что с гневом отвергли бы любой намек на этот факт. Однако жизненная сила, идеализм, «широкая натура», любовь к страстной полемике и к длинным речам, к патетическим и витиеватым фразам и многие другие особенности характера были в равной мере присущи как русским, так и русско-еврейским интеллектуалам.

Лидеры второй алии отличались чрезвычайно высоким интеллектуальным потенциалом, и многие из них проявили впечатляющую