Как и любые обобщения, эта попытка дать общую характеристику третьей алии, безусловно, неполна. Разумеется, среди иммигрантов третьей волны были и такие, которые не вписывались ни в какую категорию. При всем коллективизме в этих молодых евреях-социалистах была яркая индивидуалистическая жилка; сами не подозревая, они уже готовились к ожидающим их впереди более важным делам. В то время они возглавляли киббуцы и работали профсоюзными чиновниками, организовывали митинги и забастовки, выступали с речами по самой злободневной в те времена теме: «О современной ситуации». Но все это были будущие лидеры еврейского государства.

БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ

1923 г. был последним годом экономической депрессии, и это ознаменовало начало четвертой алии: в 1924 г. в Палестину приехали 14 тысяч евреев, в 1925 г. — 34 тысячи, в 1926 г. — 14 тысяч. Около половины новых иммигрантов были родом из Польши. Эмиграцию из этой страны стимулировали антиеврейские законы, принятые правительством Владислава Грабского с целью вытеснения евреев из важных отраслей польской экономики. Четвертая алия отличалась от предыдущей волны иммиграции не только по географическому происхождению (среди иммигрантов, прибывших в Палестину сразу после I мировой войны, преобладали уроженцы России). В какой-то мере это определяло социальный состав репатриантов. Лишь около трети тех, кто приехал в середине 1920-х гг., хотели заниматься физическим трудом. Большинство же составляли мелкие торговцы, посредники, «пролетариат из низов среднего класса», как называл их Арлозоров, выходцы из еврейских кварталов Варшавы и Лодзи. По всему Тель-Авиву, как грибы, выросли мелкие лавки; на каждые пять семей приходилось по одному новому магазинчику. Четвертая алия принесла с собой в Палестину новейшие варшавские моды, высотные здания и высокие цены, а кроме того, породила новую волну оптимизма и инициативы[450]. Эта алия состояла преимущественно из горожан. И в палестинских городах вскоре появились сотни новых домов и множество мелких и средних предприятий. Какое-то время казалось, что сбылось пророчество Борохова о «стихийном» притоке еврейского капитала, который станет основой развития Палестины.

Но трудовое движение относилось к четвертой алии («капиталистам без капитала») с большим подозрением, полагая, что перенос восточноевропейских социальных структур в Палестину не поможет, а лишь помешает осуществлению целей сионизма[451]. Даже те, кто приехал с деньгами, часто не проявляли предприимчивости и проницательности, необходимых для создания предприятий, которые могли бы в будущем принести реальную пользу стране. Основная часть капиталов инвестировалась в спекуляцию землей и в строительство, и лишь малая доля вкладывалась в промышленность и развитие сельского хозяйства. К концу 1926 г. опасения лейбористов оправдались: бум окончился, и в строительстве воцарился застой. В 1927 г. уже 8000 рабочих оказались безработными, а Бен-Гуриона на митингах «приветствовали» криками: «Вождь, дай нам хлеба!». Численность эмигрантов из Палестины в этом году вдвое превысила объем иммиграции. Некоторые сионисты предложили для предотвращения паники официально организовать эмиграцию из Палестины. В 1927–1928 гг. перспективы сионизма представлялись гораздо более неутешительными, чем когда-либо, и многие его приверженцы пребывали в отчаянии. Лишь немногие в то время верили, что в обозримом будущем движение восстановит силы и энтузиазм. Однако при более внимательном рассмотрении становится очевидно, что, несмотря на спекуляцию землей и прочие социально опасные феномены, вклад четвертой алии в развитие еврейской Палестины был все же положительным, хотя в те времена все замечали лишь негативные элементы. Когда окончился искусственно созданный бум, капиталы начали вливаться в более продуктивные отрасли национальной экономики. Новый стимул к развитию получило выращивание цитрусовых, а на равнинах к северу и к югу от Тель-Авива быстро развивались новые поселения среднего класса. Трудовое движение также набирало силу: у него появилось множество новых сторонников. В 1920 г. в Хистадрут, генеральную федерацию еврейских трудящихся, входило 4400 членов, а к 1927 г. численность этой организации превысила 22 000 человек. В тот период Хистадрут спонсировала целый ряд новых экономических предприятий (подробнее о которых речь пойдет ниже); расширялось поле ее деятельности и в сфере культуры. В 1925 г. стала выходить в свет ежедневная газета федерации профсоюзов — «Давар»; в том же году был основан рабочий театр (получивший название «Охель» — «Палатка»).

В политическом плане эти годы оказались для трудового движения нелегкими. Четвертая алия обеспечила поддержку правоцентристским сионистским партиям, представлявшим интересы зажиточных классов и активно противостоявшим растущему влиянию левых. Одним из первых в борьбу вступил Жаботинский[452]; сионистские федерации в Европе (особенно в Польше) и в Америке тоже придерживались мнения о том, что с рабочими слишком долго «носились». В 1925–1926 гг. средний класс продемонстрировал, что способен внести вклад в развитие страны и ее экономики, — в отличие от трудового движения, не требуя постоянной финансовой поддержки от Исполнительного комитета сионистской организации. Согласно этой точке зрения, рабочие доказали свою неспособность осуществить цели, ради которых создавались сельскохозяйственные поселения, а в организации кооперативов и промышленных предприятий добились еще меньших успехов. Социалистические лидеры не отрицали, что рабочее движение несовершенно, однако они заявляли, что до сих пор рабочие занимались лишь «черной работой» по хозяйственному освоению страны и только готовили почву для дальнейшего развития экономики, а следовательно, требовать от них быстрых успехов несправедливо. Частные же предприниматели никогда бы не согласились вкладывать деньги в проекты, исключительно важные для нации, но не обещающие быстрой прибыли.

На 14-м и 15-м сионистских конгрессах эти аргументы были отвергнуты. Конгрессы постановили, что отныне и впредь рабочее движение должно развиваться по законам нормального бизнеса. Предпочтение следует отдавать иммигрантам, располагающим средствами к существованию, а сельскохозяйственные поселения нужно постепенно урбанизировать. Чтобы справиться с безработицей, решили перестать выплачивать пособие: тогда безработные и бедняки будут вынуждены покинуть Палестину[453]. Заявили, что пора прекратить «социалистический эксперимент». Рабочие коммуны должны доказать, что способны самостоятельно держаться на ногах; если же это им не удастся, пусть сами расхлебывают кашу, которую заварили. Сионистский конгресс постановил, что пора наконец перевести палестинскую экономику на нормальную основу и перестать бросать деньги на ветер. В 1927 г. представители социалистических партий были вынуждены выйти из Исполнительного комитета, и официальной политикой сионистского движения стал «режим Сахера» (названный так в честь одного из лидеров британского сионизма).

Критика социалистической экономики в Палестине не была столь уж необоснованной. Лидеры еврейского трудового движения не были ни финансовыми гениями, ни чудотворцами в сфере экономического управления. Им недоставало административного и экономического опыта; они допускали ошибки и действительно порой выбрасывали деньги на ветер. Но все это, в основном, случалось в результате дефляции и колебаний цен. Да и ошибки социалистов не были широкомасштабными и не влекли за собой далеко идущих экономических последствий. С другой стороны, успехи частных предприятий четвертой алии