в вечные склоки. «Наша четверка» – так всегда говорит король, и слышала бы ты, как гордо он это произносит! Обычный мужчина, его жена и две дочери – вот кто они, когда остаются одни. Никакой пышности.

– Никакой пышности? У семейства, которое владеет добрым десятком дворцов?

– А знаешь, чем они занимаются в этих дворцах? Пьют чай, слушают граммофон и смеются, а собаки барахтаются у всех под ногами. Маргарет читает журналы, ее мать беседует о лошадях, Лилибет с отцом ходят на пешие прогулки… И я мог бы стать частью этого, – негромко закончил Филипп.

«Вот к этому тебя и тянет», – подумала Озла, и сердце ее совсем упало. Дело тут не просто в принцессе, достойной партии для принца, и даже не в том, что его родственники это одобряют. Вместе с принцессой Елизаветой он бы получил то, перед чем не способны устоять люди, лишенные дома, – то, чего Озла и сама отчаянно желала. Филипп получил бы семью – уже готовую, сплоченную, любящую. В одной упаковке и семья, и будущая королева Англии, причем девушка серьезная, не какая-то светская дурочка.

Конечно, для мальчика, выросшего без дома, это просто оазис посреди пустыни. А мальчик со временем стал мужчиной с амбициями. Озла слишком хорошо знала Филиппа, чтобы не понимать, что амбиции у него есть. Ну а какой мужчина на его месте – одинокий, лишенный всего – откажется от подобного? Положение в обществе, богатство, влияние, да еще и в сочетании с любящей семьей и девушкой, которую, как ему кажется, он вполне смог бы полюбить?

Никто на его месте не отказался бы, заключила Озла.

– Я пока не могу об этом думать, – продолжал Филипп. – Пусть сначала закончится война. Сейчас просто некогда. Но Лилибет сказала, что будет по-прежнему мне писать. Она никогда и не прекращала. – Он перевел взгляд на Озлу: – А ты прекратила.

Озла резко выдохнула, как от удара под ребра.

– Я рассказал тебе такое, о чем не рассказывал никому, Оз. О мысе Матапан, о том, как я высвечивал цели в темноте и смотрел, как они идут ко дну. И вот я снова ухожу в море, а ты вдруг перестаешь писать. Вот я и решил, что ты, видимо, остыла, отстраняешься, и мне следовало бы отпустить тебя, потому что да, ты права, я не начинал отношения с тобой с мыслью, что это надолго. И в таком случае, если ты хочешь отстраниться, твое право, и надо тебе это позволить. А потом я возвращаюсь домой, и на Рождество ты падаешь ко мне в объятия, как будто ничего не произошло, и снова кружишь мне голову, но так и не объясняешь, почему раньше прервала связь. Ты даже не сказала, напишешь ли мне снова… Может, я и ввел тебя в заблуждение, но ты и сама не без греха. Ты тоже ввела меня в заблуждение.

Ах, как хотелось Озле заорать: «Я не виновата! Я защищала тебя – я отстранилась, чтобы от тебя отстала контрразведка!» Но ничего этого она сказать не могла. Он еще немного подождал объяснений, но Закон о государственной тайне свинцовым ошейником сдавил ей горло.

– По крайней мере, с Елизаветой я точно знаю положение дел, – сказал он наконец.

– А знаешь ли ты, кто ты рядом с ней? – огрызнулась Озла. – Со мной ты будешь просто Филиппом. А с ней навсегда останешься всего лишь мужем королевы. Думаешь, тебе подходит роль вечного Альберта при ее Виктории?[81] Я вот не думаю. Ты начнешь умирать от скуки уже через три года.

Теперь настала его очередь выглядеть так, будто его ударили. Молчание было бесконечным, напряженным, страшным. Где-то вдалеке пробили часы. Наконец Озла встала, отстегнула с платья морской значок и положила ему на ладонь:

– Желаю удачи на «Уэлпе».

Не отвечая на его ошарашенный взгляд, она повернулась и пошла – осторожно, шаг за шагом – к билетному киоску, чтобы узнать, когда отходит следующий поезд на Блетчли. Еще не угасла надежда, что Филипп побежит за ней – что их взаимное притяжение пересилит его смутные планы стать частью семьи, да еще и королевской. Но она знала, что не побежит.

И еще кое-что она знала. Если сделать все необходимые шаги, один за другим, она доберется, куда надо – к билетному киоску, в Блетчли, к остатку своей жизни, – не развалившись на кусочки. Ведь по большому счету тот факт, что она потеряла Филиппа, не имел ни малейшего значения. Не сейчас, не в мире, где готовится высадка союзников в Европе, где миллионы людей гибнут по всему земному шару. Рядом с этим разве имеет значение, что ей кажется, будто изнутри ее раздирают раскаленные щипцы.

«Ничего, переживешь, – сказала себе Озла. – Идет война».

И услышала, как Филипп у нее за спиной мягко произнес:

– По крайней мере, позволь отвезти тебя домой, принцесса…

Озла дернулась, как от удара кнутом. Она развернулась достаточно быстро, чтобы заметить, как застыл, не договорив, Филипп, явно осознавший, насколько неподходящим словом он ее назвал. Выпрямившись и позволив ему хорошенько разглядеть ярость в ее глазах, Озла сказала:.

– Я не принцесса, Филипп. Принцесса у тебя уже есть.

Глава 58

ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». АПРЕЛЬ 1944 ГОДА

Вот какая мысль пришла в голову редакции ББ, дорогие спецы и дебютантки (редакция осознает, что мысль это революционная, но все же): а не могли бы мы убрать из нашего лексикона слово «черномазый»? Забавное словечко, да? Это ведь просто шутка, доброжелательное выражение, которое употребляют просто для смеха, да? А вот редакции ББ оно не кажется таким уж забавным – и, что интересно, судя по выражению лица тех, к кому оно обращено, они, похоже, разделяют это мнение.

– Отстаньте от него!..

Пробравшись в стайку детей, Бетт одной рукой схватила за шиворот светловолосого мальчишку, а другой – рыжего. Они повалили Кристофера Зарба на землю в его собственном палисаднике и забрасывали грязью.

– Не хочет драться, – заржал рыжий. – Совсем как его папаша…

Бетт размахнулась и влепила ему подзатыльник.

– А ну пошли отсюда оба! – заорала она на них.

Мальчишки убежали.

– Моя мама говорит, что кто не воюет за Англию, не заслуживает в ней жить! – крикнул один из них через плечо. – Тупые черномазые…

Кристофер сидел на земле, изо всех сил сдерживая слезы, и пытался смахнуть грязь с подтяжек. Сердце Бетт сжалось.

– Да не слушай ты их! – Испытывая некоторую неловкость, она протянула руку сыну своего любовника. – Пойдем-ка, приведем тебя в порядок.

В доме Шейла раскладывала по тарелкам ломти хлеба с маргарином для сегодняшнего