и по линии матери, придерживались старой веры. Была ли в доме матери или тётушки Ириньи иконка с ликом священномученика Аввакума[9], мы не знаем – Абрамов не оставил на этот счёт никаких воспоминаний, но то, что он слышал о нём с ранних лет, сомнению не подлежит. У Абрамова, прежде всего, было врождённое уважение к преданиям старины и к имени Аввакума – все его близкие старшего поколения почитали этого церковного ревнителя. Аввакум в понимании Абрамова – стихия, сумевшая обнять массы и повести за собой. Аввакум не разрушитель, он созидатель, ибо искренне верит в свою правду и дарит её всем, кто идёт вместе с ним. Вне всякого сомнения, он восторгался им (а может быть, даже любил!) как человеком, оставшимся верным себе, своим помыслам при всех тяжких испытаниях и принявшим муки за стойкость. Ценил и словотворчество Аввакума, его литературный дар, и даже не раз говорил об этом.

И всё же не это двигало Абрамовым в желании побывать на аввакумовской Печоре, прикоснуться к тем местам, о которых слышал с детства. Пытливость, желание понять духовную составляющую старообрядчества, его стержень, его глубинную нравственную сторону, восходящую своими корнями к великому подвижничеству, – вот что было главной целью этой поездки. Ведь раскол стал предтечей не только волны кровопролитных крестьянских восстаний на Руси от Сибири до Балтики, но и породил непримиримую схватку поборников старой и новой веры на века вперёд. И писатель, задумав грандиозную по своему масштабу трилогию о событиях на Русском Севере начала XX века, никак не мог обойти стороной старообрядчество, так крепко проросшее своими корнями на Пинежье.

С Печоры Абрамов вернулся с восторженным чувством.

Эта поездка дала ему многое. Прежде всего он смог ощутить простор мысли, прочувствовать горизонты «Чистой книги», глубже осознать её замысел. Порыв творчества разгорелся в нём, как свеча. Последние два года земного бытия Абрамов будет жить «Чистой книгой», и многочисленные черновые записи – неоспоримое тому свидетельство. Не стоит забывать, что и название будущего романа – «Чистая книга» также пришло от Аввакума.

13 августа, вернувшись в Архангельск, Фёдор Абрамов навестит писательницу Ксению Гемп и поделится свежими впечатлениями. «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения» издания 1934 года станет для него дорогим подарком от Ксении Петровны.

«Фёдору Абрамову. Честность, честь, боль – Ваши книги.

Прозрение, горькое счастье – Ваш труд. Так думаю.

Ксения Гемп. Сердечно. Архангельск. 13 августа 1981 г.

Память о пустозёрцах – это ещё», –

такую надпись оставит она в этой книге.

Уже на следующий день, читая «Житие…», Фёдор Абрамов с восторгом запишет в своём дневнике: «Упиваюсь Аввакумом. Вот слово-то Бог дал».

Предложение выступить в концертной студии телецентра «Останкино» в цикле передач «Встречи с писателями» стало для Фёдора Абрамова неожиданным. Он даже согласился не сразу. 24 октября 1981 года он пишет своему знакомому Николаю Николаевичу Яновскому:

«30-го – дьявол меня задери! – собираюсь потолковать с телезрителями в Останкино. Долго не соглашался, но уговорили».

Нужно отметить, что Фёдора Абрамова долго «не пускали» на телеэкраны. А ему этого очень хотелось. Одно из первых выступлений Абрамова на Ленинградском телевидении состоялось в январе 1976 года.

Вечер в «Останкине» состоялся 30 октября 1981 года. Выступление – испытание. Именно таким оно стало для Фёдора Абрамова. За восемь дней до записи передачи, с мающейся душой он запишет в своём дневнике: «Как выступать? На полную катушку? Уклончиво? Но что тогда делать с совестью? И вообще – зачем жить?»

Как построить диалог со зрителями в «Останкине», для Абрамова, безусловно, было дилеммой. О чём будут спрашивать, он примерно знал. Организатор встречи Земскова заранее выслала предполагаемый список зрительских вопросов: как пришёл в литературу, о романе «Дом», о деревне, о «Письме землякам»… Ответить честно – значит вновь поставить себя под удар, ответить уклончиво или вовсе наперекор совести – значит перечеркнуть всё, что было сказано и сделано за последние десятилетия.

Фёдор Абрамов остался верен своей душе и своему сердцу. Но из четырёхчасового выступления телезрители увидят всего лишь полтора часа беседы. «…Я не очень доволен им, – напишет Абрамов 27 февраля 1982 года своему другу писателю Павлу Гилашвили в Грузию по поводу показанного по телевизору останкинского вечера, – тем более что из него вырезали всё наиболее живое и острое. Я ведь, знаете, сколько молотил! 4 часа! Да без передыху. А дали? 1,5 часа».

И всё равно то, что телезрители увидят с голубых экранов, никого не оставит равнодушным. Слово Абрамова проникнет в каждый дом! О его выступлении в «Останкине» будут говорить, спорить, размышлять… И свидетельство тому – многочисленные читательские письма, приходившие и лично Абрамову, и на адрес телестудии. Из письма Веры Тимофеевны Рындиной из Феодосии:

«28 июля 1982 года.

Дорогой писатель Абрамов!

Недавно в поезде я ехала с колхозниками из Запорожья, и зашёл разговор о писателях разных. И что же Вы думаете? Доярка, она же телятница Панасенко Полина Яковлевна (из села Новая Днепровка, что в Запорожской области) так была потрясена Вашим выступлением по телевизору, что до сих пор волнуется, говоря об этом событии:

“Он так распалённо рассказывал, что когда телевизор потух, я так и осталась сидеть с открытым ртом. На другой день я своим девкам на ферме рассказывала всё ‘от и до’. И всё время он у меня на уме, этот писатель…” Какое же Вы испытываете счастье, что сумели так взять за живое каждого человека!»

Мы не знаем, ответил или нет Абрамов столь взволнованной телезрительнице, но впоследствии всё то, о чём писатель говорил со сцены концертного зала «Останкино», выйдет статьёй под названием «Самый надёжный судья – совесть» и впервые будет опубликовано в авторском сборнике «Чем живём-кормимся?» в 1986 году, уже после смерти писателя. Затем статья появится в сборниках «Слово в ядерный век», «Душа и слово», в единственном шеститомном собрании сочинений.

Но это выступление после единственной трансляции в феврале 1982 года на голубом экране больше не покажут никогда. Однако всё то, о чём сказал тогда Фёдор Абрамов, не потеряло своей актуальности и в нынешнее время. Пророчество? Может быть. Но в России не любят пророков, как и не любят лихой чистой правды, порой предостерегающей от большой катастрофы. Увы, абрамовское слово, сказанное на всю огромную страну с экранов миллионов телевизоров, не услышано и поныне. И это вовсе не беда времени, тут совсем другие аргументы…

7 декабря 1981 года Фёдор Абрамов госпитализируется в Научно-исследовательский институт психиатрии и неврологии им. В. М. Бехтерева (в простонародье – Бехтеревка). Причин тому несколько. В своей книге воспоминаний Людмила Крутикова-Абрамова указывает на нежелание писателя выступать на юбилее Леонида Ильича Брежнева,