Америке своей живешь-можешь", — потребовал он, отправляя в рот вслед за водкой свернутый блином кусок ветчины. — "Все хорошо. Живу в Миннеаполисе — город такой в штате Миннесота. В газете работаю журналистом". — "Молодец! Стал все-таки журналистом, хоть и не закончил тогда МГУ… Ну, у тебя с английским-то языком всегда был полный порядок. Молодец! Не женился еще?". — "Женился". — "На местной?". — "Да, Линдой зовут. Ты извини, пап, что тебя на свадьбу не позвал. У меня тогда сложный период в жизни был. Надо было как-то все утрясти, уладить…". — "Ничего-ничего, сынок, не извиняйся! Я не в обиде, что ты! Я все понимаю, у меня самого сложностей в жизни хватало… Жена молодая, красивая?". ("Спрашивает, прямо как Венька в кабаке", — подумал Толик). "Да, ничего, красивая, — ответил он. — Хотя и не слишком молодая. Старше меня… Зато сейчас у меня есть гринкарта. Документ такой американский. С ним можно жить, работать в Америке, въезжать и выезжать, когда захочешь. Если все будет нормально, со временем и гражданство получу". — "Где живете там? Квартиру снимаете?". — "Нет, в доме у Линды живем. У нее дом свой в пригороде. Так что, приезжай погостить, пап, — теперь в любое время, когда захочешь". — "Конечно, обязательно приеду! Свой дом — это же великолепно!.. Детишки есть у вас?". — "Нет. Пока… Ну, а ты как живешь, пап? Как фирма твоя? Разбогател уже, наверное?". — "Да не моя это уже фирма, сынок. Прогорел я". "Как так?", — похолодел Толик. — "Да вот так. По собственной глупости… Три года назад друг мой, с которым мы кооператив в свое время организовали, уговорил меня вложить все мои деньги, и еще часть денег фирмы в банк один. Они там проценты сумасшедшие обещали в кратчайшие сроки. Ну и…". "Банк "Золотое дерево"?", — перебил Толик, вспомнив вывеску на здании бывшей библиотеки. — "Что? А, нет, другой… В общем, банк спустя какое-то время лопнул, учредители скрылись в неизвестном направлении, а с ними — и деньги вкладчиков. И мои, в том числе, старого дурака… Так и не нашли — никого и ничего. Чтоб как-то выкрутиться, с кредиторами рассчитаться, то-се — пришлось акции продать… Так что, друг мой теперь единолично фирмой владеет, а я в ней — простой работяга. Плиточник. Мы все так же ремонтно-отделочными работами занимаемся". Отец насупился, пощипывая ломтик сыра. "Пап, ты чего? — вскинулся Толик. — Ты чего сник? Не переживай! Деньги — дело наживное. Может, тебе помочь надо? Я привез с собой из Америки пару тысяч долларов. Тане отдал. Давай их пополам поделим: половину — тебе, половину — ей". — "Что ты, что ты!.. Не надо ничего делить! Танюше деньги нужнее, они с мужем еле-еле концы с концами сводят… Я и так расстраиваюсь, что ничем ей особо в последнее время подсобить не могу, а ты предлагаешь забрать у нее деньги. Нет, что ты!.. Да я и не бедствую! Ты меня неправильно понял. Это я так… взгрустнул, вспомнив бестолковость свою… Но сейчас у меня все — более-менее. Квартира хорошая, как видишь, работы много — тьфу-тьфу, поэтому на жизнь хватает. Не бедствую я, сынок, не бедствую, не беспокойся. У нас же частная фирма, зарплату дают исправно… Это на бюджетных предприятиях людям тяжко приходится: им месяцами деньги задерживают. Или платят продуктами труда — мебелью там или тетрадками. Можешь себе такое представить? Мы с мужиками шутим, что при таком варианте оплаты лучше всего работники Гознака себя чувствуют — ну, те, которые деньги печатают. Они-то в любом случае свои кровные получат. И тем, кто на алкогольном производстве трудится, неплохо: можно продать бутылочку — с руками оторвут, а можно самому напиться с горя. И мужики с завода нашего военно-ремонтного, если бы не закрыли его, тоже в кулак бы не свистели: взяли бы пушечку — и вперед, добывать пропитание. С пушечкой-то его сподручнее добывать. А хуже всего при таком варианте проституткам. У них ведь работа — это хер. Вот и получили бы они хер". Отец засмеялся, но смех, его не встретив активной поддержки со стороны Толика, тут же угас. "Я не пропаду, сынок, лишь бы работа была, — сказал отец, перекатывая в пальцах журавлиную ножку рюмки. — Иногда, правда, приходится у мужиков в долг брать, потому что на лечение много уходит. Но я всегда отдаю — сразу, как появляется возможность. Не выношу быть кому-то должным. Всю жизнь не выносил". — "На лечение?.. Ты болеешь?". — "Да не я — сын мой болеет, Пашка, брат твой меньшой. Он же у нас с пороком сердца родился… Я тебе рассказывал еще до твоего отъезда. Ты забыл, должно быть". — "Да, извини, наверное… А сколько ему?". — "Восемь. Ни учиться нормально не может, ничего… Жена с ним все по больницам московским кочует. Уже две операции ему сделали, но пока без особых успехов. Вот и сейчас он в больнице лежит, и она там с ним…". ("Так это у него в спальне любовница спит, — догадался Толик. — Не хочет батя себя женской лаской обделять, пока жена с сыном в больнице…"). "Это меня, видимо, Бог за маму наказал, — подумав, добавил отец. — За то, что я поступил с ней так… жестоко… Ты был у нее на могиле?". — "Был". — "Давай помянем". Они выпили.

"А вот друг твой школьный и вправду богатым человеком стал, — сказал отец, стремясь перескочить через горестную для них с сыном тему. — Венька Ушатов. Помнишь такого?". Толик вздрогнул. "Ну, Венька — жил в квартире под нами по старому адресу, — разъяснял отец. — Ну, толстенький такой, смешной!". — "Помню". — "Ну, вот! Он теперь изменился до неузнаваемости. Богатый человек, очень богатый, влиятельный, авторитетный… Большими делами у нас тут заправляет, бизнесом… А живет, знаешь где? За городом — сразу за речкой, за мостом. Помнишь наш мост через речку? Ну, вот там за мостом, в лесочке у них особняки стоят — Веньки и друзей его, коллег, так сказать… У Веньки самый монументальный особняк, прямо в центре. Мы как раз отделкой у него в доме занимались. Внутри там, конечно, все очень просторно и впечатляюще. Каких только комнат и апартаментов нет!.. Но что касается внешнего вида — не нравится мне этот дом. В смысле архитектуры. Какой-то гибрид терема с бастионом. Башню он там себе сделал — а-ля готика. А на ней — часы огромные. Чем-то похоже на этот… Биг Бен в Лондоне. Да, а на шпиле — флаг! Его собственный флаг, представляешь: на красном фоне — золотые буквы ВВУ. Вениамин Валентинович Ушатов, стало быть.