Шрифт:
Закладка:
Двицель приземлился на сиденье между мальчиками, прожёг в нём дыру и принялся выбирать из волос осколки стекла.
- Вот задаваки! - ругался он. - Но теперь всё, хватит! Следующий пускай поищет другого дурака, чтоб вытаскивал его из этого ящика! Даже спасибо не сказал.
Михаэль не сразу понял смысл этих слов. Видимо, Двицель принимал эльфов за настоящих блуждающих огоньков, которых кто-то поймал и запер в стеклянный ящик.
После этого Михаэль уже не мог на него сердиться.
- Знаешь, Двицель, в следующий раз всё-таки спрашивай, прежде чем что-нибудь сделать.
- Почему? - покосился на него Двицель.
- Этот эльф был не настоящий, то есть это вообще был не эльф.
- При чем здесь эльф, - перебил его Двицель. - Эльфы гораздо больше, это всем известно.
- Это был вообще никто, - терпеливо объяснял Михаэль. - То, что показывают по телевизору, всего лишь картинки.
- Но он же двигался, - возразил Двицель.
- У нас и картинки двигаются. Иной раз они проделывают и более невероятные трюки. Но всё это только видимость.
Двицель заморгал, поскрёб в затылке и вздохнул:
- У вас сумасшедший мир. И сами вы тоже сумасшедшие.
Михаэль удивлялся, что отец все это время молчит, а когда встретился с ним взглядом в зеркале, увидел, что в глазах у него нет ни капли гнева, а только одна радость, с которой он едва справлялся.
Отец не гнал машину и ехал в самом правом ряду. Часы на приборной панели показывали, что времени у них в запасе много, а случай в кафе подтвердил, что отец прав и с дядей лучше всего не сталкиваться. А тем более с кем-нибудь другим.
Глава пятнадцатая
МОНСТР В МЕТРО
В комнате было темно и тихо, и впервые после долгого-долгого времени Михаэль проснулся наконец отдохнувшим и свежим. И вовсе не потому, что он долго проспал, а потому, что впервые спал с ощущением безопасности.
Хотя в дороге они протянули достаточно времени, отец для верности ещё целый час кружил по городу, а потом припарковался в тихом переулке неподалёку от дома, где жил его брат, но не перед самым домом, чтобы их никто не увидел.
Михаэль не помнил, на своих ли ногах он поднялся в дом или отец отнёс его. Тем более не помнил он, как очутился в этой кровати. Ему не хотелось открывать глаза, он лежал, наслаждаясь чувством покоя, которое смог оценить впервые в жизни. Никто за ним не гнался, он ни от кого не убегал и не прятался. Наверное, так бывает со всеми: люди начинают ценить счастье, только лишившись его.
Михаэль открыл глаза, почувствовав чьё-то присутствие.
- Я тебя не разбудил? - спросил отец.
- Нет, что ты. А ты давно здесь сидишь?
- Да сижу вот. Но ты спи, если хочешь.
Конечно, по-настоящему Михаэль ещё далеко не выспался. После таких приключений ему понадобились бы недели или месяцы сна. Но он сел на постели и откинул одеяло.
- Который час?
- Половина седьмого, - сказал отец, глянув на часы.
- О, тогда у меня ещё есть часа два.
Отец тихо засмеялся:
- Извини, я не так выразился. Сейчас восемнадцать часов тридцать минут, и ты проспал целый день.
-Целый день?! - Михаэль ужаснулся и тут же хотел спрыгнуть с кровати, но отец остановил его:
- Ничего, ничего. Нам всем надо было выспаться как следует. Твой друг... - Он поправился, и Михаэль почувствовал, что это стоило ему усилий. - Твой брат уже давно на ногах: Уж он-то отоспался в приюте.
Михаэль спустил ноги с кровати и хотел встать, но отец опять удержал его энергичным жестом:
- Погоди. Я хотел с тобой поговорить.
Что-то в его тоне встревожило Михаэля. Он напряжённо ждал, что скажет отец.
- Наверное, ты уже обдумал то, что я тебе вчера сказал?
- Про тебя и про маму?
- Да, если тебе не расхотелось так нас называть.
Михаэль расслышал в его словах страх и почувствовал боль в груди. Разумеется, он всё обдумал. Но ответ на вопрос, который отец напрямую так и не задал, последовал сам собой:
- Что за чепуха, конечно, вы мои родители.
Отец ничего не сказал, даже не вздохнул, но Михаэль почувствовал его бесконечное облегчение. Неужто он ждал, что Михаэль будет упрекать или перестанет любить его и мать? Если это так, то он плохо знал своего приёмного сына. Конечно, для него это был шок, но его родители всегда останутся его родителями. И совсем не играло роли, что они не родные. Ведь Михаэль прожил с ними всю жизнь, по крайней мере, всю сознательную жизнь и чувствовал их любовь, их заботу и нежность, а ведь важно именно это, а не факт рождения.
Он подумал также и о Хендрике. Мальчик был симпатичен ему с самого начала, но никаких кровных уз с ним он не чувствовал. Может быть, это ещё впереди.
- Я очень рад тому, что ты сказал. Знаешь, я боялся этой минуты, - признался отец.
- Почему?
- Потому что... Мне казалось, между нами что-то изменится, если ты узнаешь правду.
- Вам надо было сказать мне об этом давно. Но что могло измениться?
Странные люди эти взрослые, думал Михаэль, даже если они твои родители. Каких упрёков ждал от него отец?
Обвинений в том, что они взяли в сиротском доме бесприютного, тяжело больного ребёнка? Тот факт, что они не были его родными родителями, не может преуменьшить дар их любви. Даже наоборот. Ведь их никто не принуждал взять чужого ребёнка и воспитать его как своего собственного, и в этом состоит самая большая самоотверженность, на какую способен человек.
- Всё в порядке, - тихо, но твёрдо сказал Михаэль. - Ничего не изменилось.
- Хорошо. - Голос отца сразу повеселел. - Тогда идём к Хендрику, будем вместе думать, как дать по рукам этому рехнувшемуся писателишке.
Теперь настал черёд Михаэля сдерживать отца:
- Погоди. Не надо тебе делать этого.
- Чего мне не надо делать?
- Вольф не рехнувшийся писателишка, - серьёзно сказал Михаэль. - То есть это, может, и так, но он ещё и очень опасен. На его стороне люди Анзона, и я думаю, сила его чар не слабее, чем у Марлика. Если не сильнее. Я понимаю, ты хочешь нам помочь, но тебе не