Шрифт:
Закладка:
Отдавая книгу _п_а_м_я_т_и_ моих дорогих усопших, я отдавал — душу книги — их памяти. И имел полное право один рассказ посвятить — живому лицу. Признаёшь это мое право? Я ничего — в области литературной — не делаю безоглядно. Я тут как бы захотел _с_в_я_з_а_т_ь_ тебя с моим дорогим — увы — отнятым у меня. И знал, что делаю. И мои — души их — знают это. Я считал откликом светлым — в отношении к ним, — помещение _т_в_о_е_г_о_ рассказа. Ты — отозвалась, как _н_и_к_т_о, на мое горе, на мое сиротство, на мое отчаяние. Я чувствовал, что явление тебя в моей горькой жизни — согласно с их волей. Я писал тебе об этом… Что же я совершил, чтобы получить такую оценку — «воровски смог отнять у меня…»?! Пусть это судится твоей совестью.
У Зеелера _н_е_т_ моего акварельного портрета. Он — у меня, я взял его, объяснив, что он _д_о_л_ж_е_н_ быть у меня, он был любимым портретом покойной. Ты по книгам можешь видеть, как я не щедр на посвящения. Хотя бы — для _м_о_и_х. Это лишь — «памяти», что я отдаю свое. Оле посвящен «Человек из ресторана». Сережечке — «Лик скрытый» и «Голос зари»… Да «Богомолье» — памяти Короля Александра Сербского, столько сделавшего для русских писателей. И — «Пути Небесные» — покойной моей. Только. Какие основания говорить, что и «Куликово поле»? H_a_ «Куликовом поле» отметка у меня для издания: «по варианту у О. А. Бредиус-Субботиной. Отдельной книжкой, с _е_е_ обложкой396. Посвящение — ей»397. Все.
Вот мои объяснения. Вот почему ты писала о переписке, требовала вернуть! Я не отвечал, т. к. ты уже знала, что переписка «забронирована» моей отметкой: «не печатать без согласия автора писем, О. А. Бредиус-Субботиной». Я писал тебе об этом, и таким образом косвенно уже ответил на твой запрет. При такой моей оговорке — решительной — твои письма не могли бы появиться: мои правопреемники — знаю — свято отнеслись бы к моей воле. Я никогда не кривил душой, мыслью, сердцем. Ты должна знать это — хотя бы по моим книгам — мое сердце и мое отношение к кривизне и прочей мерзости. Плохого же ты мнения обо мне! Мало же ты меня знаешь. Я могу вспылить… да! но — _г_а_д_и_т_ь_ кому бы то ни было, лгать, «воровски» поступать — мне га-дко! Я бы сгорел от этого, я не посмел бы — _п_и_с_а_т_ь. Я — грешный, я — часто — опрометчиво-страстный, но, думаю, неспособен быть гадом и подлецом. Да будет это тебе уроком — надо быть осмотрительней, надо бережней относиться к человеку, не замещать _в_с_е_ — собой и своим больным и мучительным воображением, — «все против _М_Е_Н_Я!».
Твое письмо лишило меня последнего спокойствия, я не могу писать… Сегодня я уезжаю на несколько дней. Я устал, измочален — всем. И ты нанесла мне последний удар, но не «ку-дэ-грас»![128] Лучше бы — этот «ку»! Искренно говорю — хочу, чтобы ты была здорова, успокоилась. Хочу… И не нахожу в себе нужного чувства, сейчас… — писать дальше… Жаль, что так и не дошлю 3 глав «Путей».
Иван Шмелев
[На полях: ] Я смиряюсь, я все больше смиряюсь, зная, как несчастны люди! — все и эта мысль — кажется получит ответ в «Путях Небесных».
Я столько переписывал для тебя! И — _п_о_л_у_ч_и_л_ за все боли-тревоги!
86
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
12. VII.1944[129]
Дорогая моя именинница Ольгуночка, поздравляю тебя, роднуша, с твоим светлым Днем ангела, — да будет он _в_е_с_ь_ и во всем светел для тебя. Будь здорова и душой успокоена, не вдумывайся в текущее, а живи высшим в тебе и _в_е_ч_н_ы_м. Милая моя, друг ты мой явленный… — не было ничего _с_л_у_ч_а_й_н_о, а так, как _н_а_д_о_ быть. И что пишешь — _б_ы_л_о, прошло, какое дивное!.. — лето 41 года, твой День ангела, твой путь в золоте ячменя… — все это _н_е_ прошло, _н_и-к_а_к! — а _е_с_т_ь, ибо это — непреходящее, а в нашей душе. Не было, а есть. Смотри, разве _о_н_о_ не звучит в твоем сердце? разве оно не слышно в моих строках «Путей Небесных»! И потому это, (в тебе и во мне) что оно _н_е_ _у_ш_л_о, а было — и есть в душе. «Путям Небесным» — если суждено мне завершить их! — _ж_и_т_ь, и _д_о_л_г_о, м. б. жить… — _в_л_и_в_а_т_ь_с_я_ в сердца. И _н_а_ш_е — неведомое никому, — будет как-то звучать — светлою радостностью. Так и _в_н_у_ш_и_ себе. Ты мне много силы дала и воли, много радости и счастливых — и чувств, и дум.
Было бы неестественно, если бы все то так и повторялось, — износилось бы, утратило свежесть и свою песню… Но оно втайне _ж_и_в_о, — и _н_е_ _п_р_о_й_д_е_т, пока… что пока?! А ты знаешь? Можно лишь верить, что — будет _ж_и_в_о, в нас, каких-то иных. Я не жалею, не сожалею, не грущу, — я _ж_и_в_у_ всем этим. И — воскрешаю — даю, как-то, в творчестве.
Дай мне глаза твои и твой лобик светлый… — целую их. Господь с тобой, свет мой.
Вчера усмотрел, какую же я оплошность допустил, в главе 9-ой «Аллилуиа»!398 В шестопсалмие включил… 50-й псалом!399 Снова все переработал, — и посылаю. Теперь все — уставно, и не укорят меня знатоки «обихода»! И получилось, кажется, лучше… я _н_а_ш_е_л_ новое и ввел — дивное место из Евангелия от Иоанна на праздник апостолов… 21 гл. ст. 15–25400. Увидишь. Посылаю401. Замени, — там все указано, откуда «новое» и — до-кУда. И все это (оплошность и ее досмотр!) было _н_у_ж_н_о: теперь — куда полней. Особенно — от Иоанна! Я очень люблю это…
Милая, друг мой, пью, — если Бог даст жизни, — за твое здоровье. В твой День!
Весь и до-всегда твой Ваня
Ив. Шмелев
[На полях: ] Сегодня часа 4 проработал над «ошибкой».
Мои духи![130]
Поздравляю с дорогой именинницей маму и Сережу.
87
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
23 мая 45 г.
Милый мой Ванюша,
С трепетом пишу тебе эти строки, — хочу скорей узнать, что и как с тобой, как прошли эти месяцы нашей