Шрифт:
Закладка:
— Ох, сладки гусиные лапки!
— А ты едал?
— Я не едал, но мой дед видал, как барин едал!
Короче, сидим. Мы втроём благоденствуем, а у мамки кусок в горло нейдёт. Молчала-молчала, не выдержала:
— Сыночек! Одним глазком! Мы быстро: туда — сюда!
Вот что с ней поделаешь? Не успокоится, пока не посмотрит.
— Ладно, — сказал, — куда хоть, идти?
— Сейчас уточню. У меня на бумажке записано… вот: дом 374, квартира 2.
— Это район элеватора, — сразу сказал дед. — У нас на Победе два жилых многоэтажных дома. И оба находятся там.
* * *Шли пешком. Ведь Победы это, можно сказать, соседняя улица. Только с другой стороны железной дороги. Поначалу я удивлялся:
Это же надо как в ГОРОНО угадали, по этому адресу мы когда-то и жили! Потом пораскинул мозгами: где ещё государство для мамки однокомнатную квартиру найдёт, да такую, чтобы была от восьмой школы недалеко?
В прошлый раз мимо нужного дома мы просквозили. Оно и не мудрено: низкий забор, калитка… всё в зелени, порядковый номер нигде не просматривается. Внешне похоже на вход в детский сад. Вернулись назад. Постояли, подумали, и всё-таки решили пройти. Есть в нашем городе фишка: прятать дома и улицы за неприметным проездом. И не ошиблись: уже через несколько метров из-за листвы проступил угол приземистой двухэтажки в целых четыре подъезда. Несоразмерность высоте и длине придавала плоская крыша. Это из-за неё строение походило на участок большой китайской стены.
Вторая квартира была в ближайшем от нас подъезде. Створки дверей, ведущих в него, приглашающе приоткрыты.
— Зайдём? — предложил я.
— Неудобно. Что люди подумают? Без ордера, без ключа… ты как-нибудь сам.
Было бы сказано! Квартира была опечатана плотной бумагой с подписью и фиолетовым оттиском. От неё исходил запах казённых чернил. Похоже, недавно ещё в ней кто-то жил. В ячейке почтового ящика его до сих пор ожидало письмо.
Стараясь не звякать, не грохотать я отогнул жестяную дверцу и вынул за уголок плотный пакет. Судя по ведомственному конверту Московского Государственного педагогического института имени В. И. Ленина, там было что-то действительно важное для адресата, именуемого в соответствующей строке, Горбачёвой Р. М.
Это слегка позабавило. Ни фига себе, — думаю. — Не хватало ещё, чтобы соседом сверху оказался Брежнев Л. И!
В унисон с этой мыслью сверху провернулся замок, Снизу тоже послышались какие-то звуки. Скрепя сердце, я бережно сунул пакет в прорезь почтового ящика и ринулся вниз по ступенькам, где чуть не столкнулся с паникующей мамкой.
— Да что ж ты так долго⁈ — шепнула она и зашагала к выходу со двора так, что я за ней поспевал только вприпрыжку.
В нашей семье два скорохода — она да Серёга.
Лишь у калитки мне удалось высказать своё «фэ»:
— Куда ты? Так ничего толком и не обследовали. Можно было и в окно заглянуть.
— Люди шли, — виновато пояснила она. — Как-то странно на меня посмотрели, могут подумать нехорошо…
Ох уж эти безымянные люди! Вся мамкина жизнь с поправкой на них. Статус учителя — он для неё как проклятье…
Мы долго стояли на автобусной остановке, которая была почти рядом. Мамка сокрушённо вздыхала, а я не знал, чем её успокоить.
Из головы не шёл истоптанный пол, засраный потолок, одуряющий запах… То есть, всё то, что должно было встретить нас за порогом долгожданной квартиры, если бы всё повторилось. Не стыковалось оно с содержимым почтового ящика. Не мог человек, получающий письма из главного пединститута страны, на кухне гнать самогон.
В общем, стоим. Вечереет. Автобуса нет и нет. Вижу, и мамка начала нервничать. Думала, думала, да на меня вызверилась:
— Что молчишь? Так и скажи, что дом тебе не понравился!
Наверно и ей самой он как-то не очень.
Не стал я душой кривить:
— Есть немножко. Тем бы строителям, да руки поотшибать! А вот с квартирой тебе повезло. Стены и потолок будут в тепле, а нам хоть всю зиму печку не разжигай!
В тему сказал. У мамки на душе отлегло, повеселела. Пользуясь случаем, я предложил:
— Может, пойдём пешком, пока не стемнело? Я знаю короткий путь. Здесь прямо через железку улица Чехова, а там и до дедовой сторожки недалеко.
— Чем же здесь топят? — спросила она, поворачивая следом за мной. — Во дворе много сараев, но нет застарелого запаха дров как у нас на Камчатке.
— Не знаю, — соврал я, — наверное, газом. Вон, за деревьями крыша видна. Ты видишь над ней хоть одну печную трубу?
* * *Короче, «туда-сюда» быстро не вышло. Вернулись по темноте. После ужина мамка рассказывала всё, что нам удалось «выходить». Бабушка слушала, подперев кулачком морщинистую щеку.
Долго они эту тему перетирали. Я успел всю свежую «Правду» перелистать: толстенную, в шесть страниц! А вот, читать там было совсем нечего, ноль информации. Большую часть заполнили тезисы Центрального Комитета КПСС с общим названием «50 лет Великой Октябрьской Социалистической революции».
Июнь не закончился, а они: «Трудящиеся Советского Союза, народы братских социалистических стран», — суконно так, но, чёрт побери, уже пробирает! — «мировое коммунистическое и рабочее движение, всё передовое человечество торжественно отмечают…» «Полвека назад наша Родина вступила на социалистический путь общественного развития. Октябрьская революция положила начало избавлению человечества от эксплуататорского строя, воплощению идей научного коммунизма в жизнь, оказала воздействие на весь последующий ход мировой истории. Она открыла эпоху всеобщего революционного обновления мира, эпоху перехода от капитализма к социализму…»
Нет, лучше бы я камни пособирал!
Ну, что там ещё на двух четвертушках? — программа да спорт. Всего на одном материале взгляд задержался: «Вручение Мартину Нимеллеру Международной Ленинской премии». И то, потому что не знал кто это такой. Оказалось, что пастор из ФРГ — «известный общественный деятель и
