праздный вопрос. Одно дело из дома в школу ходить и совершенно другое — с дальнего конца элеватора. Или, того хуже, от сахарного завода. С Витькой ходить, или как перст, одному.

Я вообще по натуре бука. С соседями по подъезду даже не познакомился. Тяготило меня новое место жительства. А у мамки как в армии — не забалуешь. И аргументы железобетонные: если в квартире никто не живёт, значит, владельцу она не нужна: «донесут куда надо — и отберут».

«Кохвий» давно допили, а взрослые всё «ля-ля». Бумага у них, карандаш. Обсуждают вопрос с наполнением будущего жилья. Что можно из дома забрать, а что прикупить. Впервые на моей памяти был у нас такой долгий обед. Еле улучшил момент выскочить из-за стола. Обидно! Расставание держат в уме, а в глазах ни малейшего сожаления.

Газеты, естественно по боку. Чем, думаю, их так уязвить, чтоб постыдились за свою бессердечность? Вышел во двор, из колодца воды натаскал, взял тяпку — и на островок, полоть сорняки. Ведь с капельки пота, пролитой на грядку, и начинается Родина.

Солнце в полудне, а от реки прохлада. Всё мнится незыблемым, вечным: запах смолы, верба над излучиной, рваный полёт стрекозы и долгий гудок паровоза…

Нет, думаю, Серёга приедет, пусть ту квартиру и обживает. А я как тот колобок, у дедушки с бабушкой. И нечего обжаться на них. Это ж они за дочку свою порадовались: хоть в чём-то ей повезло. А слёзы и боль расставаний обычно бывают по факту.

Глава 14

Смотрины

Вспотеть не успел, когда принесли телеграмму из Белокурихи. Я думал, Серёга едет домой, — нет, просит прислать десять рублей. Он, как я понял в дальнейшем, останется в санатории ещё на один поток.

— Куда ему столько? — спросила бабушка, вывернув кошелёк.

— Ребёнку всегда хочется сладкого, — тоном эксперта сказала мать, и засобиралась на почту.

Из меня чуть сопля не выскочила: нашли сладкоежку! — Курит падла, вот денежки и понадобились. По-взрослому курит, в затяг.

Я его с этим делом давно, ещё на Камчатке застукал. Да он и не прятался. Знал всегда, что Сашка «не вломит».

Короче, все мамкины планы накрылись дырявым тазом. Хотела она вместе со мной на улицу Победы идти, квартиру смотреть, хоть в окошко внутрь заглянуть, да судьба внесла коррективы. Ей теперь и за час не управиться. Народу много, а очередь на почте одна.

Так что дали мне вольную. А толку? Заскочил до Погребняков, а их уже Митькой звать. Тёть Зоя сказала: «Взяли удочки, пошли на Лабу».

Что делать? Витька и без того мне осточертел, с Жохом мы ещё не кенты, к Рубену чесать неохота… не, думаю, вернусь ка я лучше домой. Тем более вспомнил, что тяпку оставил на островке.

Короче, иду и на ходу рассуждаю. В прошлый раз мы получили «однушку» по улице Победы, и опять шарик судьбы в ту же самую лузу упал. Вот будет хохма, если и адрес тот! Тогда по идее, можно никуда не ходить. Я б мамке по памяти рассказал, что там и как. От подробного описания, до полного фронта предстоящих ремонтных работ. Потолок возле входа и над газовой печкой частично обвален, а на кухне по-чёрному засран. Полы на всей квадратуре обшарпаны до не могу. В загородках туалета и ванной такое амбрэ, что щиплет глаза…

Эх, найти бы слова, чтоб ещё объяснить, откуда я это знаю.

* * *

Если глянуть со стороны, то каждое моё возвращение для моих стриков событие. Пусть и отсутствовал не больше пяти минут.

— Вот и Сашка! — просветлев, констатировал дед. — Возьми там, на верстаке рукавицы. Будем плитку из песка выковыривать да к сараю переносить. От сих, — он прошёлся от угла до калитки, в паре метров остановился, обозначил черту, — и до сих.

— Вы ж недолго, — сказала бабушка, — кукуруза уже варится.

— Да что тут? — начать да кончить!

Поговорок в дедовой голове считать, не пересчитать. Найдутся на любой случай. Спроси я его, зачем эти манипуляции с плиткой? Ответит: «Затем. Будешь много знать — скоро состаришься». Если, к примеру, у меня будет что-то не получаться, сплюнет через губу: «Это тебе не баран чихнул!» В этот раз он выдал своё знаменитое:

— Ну что, поднажмём?

Почему бы не поднажать? Крайнюю плитку мы уже оторвали, дальше как по маслу пойдёт. Сил у меня, честно сказать, не очень, зато ноги быстры и руки ничего не забыли. Споро управились, деду на один перекур.

Бабушка вышла, чуть не заплакала:

— Степан! Ну, вы как скаженные! Не успели построить, опять разобрали. Вот Петька придёт со смолы — дасть вам чертей! Такую красоту… — И ведро за порог «гряк!» — Остынет, воду сольёшь!

Дед засмолил свою «Приму», и сказал между затяжками:

— Будет время, пройдись вдоль дороги. Крупных булыжников подсобирай. Там вон, под забором сложи. Да помногу не подымай, пупок надорвёшь.

Всё ясно, «будет время» — это значит, сегодня.

Когда замели в кучу песок, двор окончательно потускнел. А так было красиво! Чёрные бегущие лестницы по условно белому фону.

Плитка — моя гордость, хоть сам я к её укладке руки не приложил. Это дядька Петро старался, пока мы с Витьком ездили в Краснодар.

Работы теперь на дому, как на хреновом барском дворе. Серёга приедет, и ему с головой хватит. Сегодня только начало. До вечера мы вырубим виноградник, спилим и выкорчуем вишнёвое дерево, а если успеем, будем копать траншею для ленточного фундамента. Я когда про булыжники услыхал, сразу же понял, что тут к чему.

К мамкиному приходу кукуруза «поспела», дошла на пару. У нас это не еда, лакомство. Початок горячий, так и пышет неземным ароматом. Достанешь его из ведра, солью бока натрёшь, и точишь, как тот заяц. Можно не пережёвывать, зёрна сами тают во рту. Вкус такой, что словами не передать. Кто пробовал, знает, а