Генрих разрумянился от недавнего умывания. Он вымыл волосы, и их влажный цвет был почти таким же темным, как корица. На нем была туника из темно-синей шерсти с алой каймой, усеянная драгоценными камнями. В стоявшем рядом с ним придворном она узнала Гамелина Фиц-Каунта.

Генрих шагнул вперед и, опустившись перед ней на колени, склонил голову.

– Мадам, – сказал он. – Я скакал день и ночь.

– И я вам благодарна, – официальным тоном ответила она. – Добро пожаловать в Пуатье, мессир.

Он поднял на нее глаза, и впервые она встретила его взгляд при полном дневном свете. Его глаза были кристально-серыми с зеленым огоньком в глубине и наполнены пронзительным умом. Его ресницы словно посыпали золотой пылью. У него была гладкая, светлая кожа, квадратная челюсть и мягкая борода цвета теплого рыжего золота. Он обладал юношеской привлекательностью, но, хотя и не был мальчиком, оставался очень молодым человеком, и это внушало ей страх.

– Я надеюсь в свое время сделать вас не только герцогиней Нормандии и графиней Анжуйской, но и королевой Англии, – сказал он с дерзкой уверенностью.

Алиенора подняла брови.

– Я более чем уверена в своем намерении сделать вас своим консортом, герцогом Аквитанским.

Они внимательно оценили друг друга. Все еще стоя на коленях, Генрих взял ее руку, прижал к своим губам и, не выпуская, надел на ее запястья украшенные драгоценными камнями застежки для манжет, которые принес с собой.

– Это первый из многих подарков, которые я принесу вам. Не только драгоценности и золото, но и империю, престиж. – Он повысил голос так, что он разнесся по всему залу. Алиенора прислушалась к одобрительным возгласам своих вассалов. Это было то, что они хотели услышать. Она была довольна, но и насторожена. Она не хотела, чтобы ее владениями распоряжался муж, но ей нужен был мужчина, который будет сильным и сдержит свое слово на деле. Ей также не нужен был хвастливый мальчишка, который все обещает и ничего не выполняет. Но глаза Генриха не были глазами хвастливого мальчишки. В них были знание и твердость, намного превосходящие его годы.

Она осмотрела застежки. Драгоценности, чтобы украсить королеву, или новые оковы? Наклонившись, она поцеловала его в знак мира.

– Ловлю вас на слове, – сказала она. Когда она подняла Генриха на ноги, зал разразился одобрительными возгласами.

Остаток дня прошел в торжественных застольях. Алиенора заметила, как много Генрих двигался, словно его тело было не в состоянии сдерживать бурлящую энергию, но при этом он умудрялся оставаться обаятельным и вежливым. Он находил нужные слова для каждого, впитывая в себя все, что его касалось. Он был похож на пряху с корзиной, полной сырого руна, вытягивающую и скручивающую нити политики из основного материала. Неужели ему всего девятнадцать лет? Она посмотрела на его руки, когда он преломлял хлеб. Левую украшало великолепное кольцо с сапфиром. На правой была длинная царапина через всю ладонь и черная отметина на ногте, где он получил какой-то удар. Это были руки человека, привыкшего хватать поводья и заставлять свою лошадь мчаться в любом направлении.

– Вы вели себя гораздо сдержаннее, когда были в Париже с отцом, – сказала она.

Генрих потянулся за кубком.

– У меня были на то веские причины. Я не хотел вызывать подозрений, потому что мы приехали, стремясь договориться о перемирии, а это и без того было достаточно сложно.

– Волк в овечьей шкуре?

– Скорее, лев, обратившийся ягненком.

Это замечание рассмешило Алиенору. Может, он и молод, но у него было чутье на правильные слова в нужном месте – умение, которым Людовик никогда не обладал.

Он откинулся в кресле, кубок покоился на золотой пряжке его пояса.

– Я сожалею лишь о том, что не могу остаться в Пуатье и быть достойным женихом. У меня неотложные дела в Нормандии и трон, который я должен получить в Англии.

– В самом деле, жаль, – сказала Алиенора, но про себя подумала, что сможет управлять своими владениями и быть в безопасности, потому что станет замужней женщиной. Она действительно будет свободна.

– Я вернусь, когда сделаю все, что должен, и мы сможем лучше познакомиться. – Он улыбнулся ей. – Я не собирался отказываться от предложения ради более удобного момента.

– Если бы вы не пришли, не было бы более удобного момента, – ответила она с язвительностью.

– Я все понимаю. – Он бросил на нее пылкий взгляд. – Но я ответил на ваш вызов и осознаю важность этого союза – для нас обоих.

Позже были танцы, и когда Алиенора сцепила руки с Генрихом, между ними проскочила искра. Он был хорошим танцором, энергичным и в то же время легким. Он был выше ее ростом, но лишь ненамного, и они двигались слаженно, а взгляды, которые они посылали друг другу, были подобны огонькам, добавляя к фигурам танца желание и вызов.

Вассалы Алиеноры, к этому времени хорошо подкрепившиеся вином, продемонстрировали некоторые из мужских танцев этого региона. Генрих с ловкостью освоил новые движения. Алиенора заметила, какое удовольствие доставляют ему эти шаги и как он не стесняется своего тела. Он мог смеяться над собой, когда путался в движениях, и отбивать поклоны под аплодисменты, когда ему это удавалось. Людовик даже не попытался бы присоединиться к такому. Удовольствие Генриха было заразительным, и в какой-то момент она рассмеялась так весело, что ухватилась за бока. Она так давно не испытывала ярких эмоций, что почти испугалась. Было трудно остановиться, и она чувствовала, что вот-вот разрыдается. Когда танец закончился, она решила удалиться в спальню.

Генрих поклонился.

– До утра, мадам. – В его глазах зажглись огоньки. – Завтра нам не придется желать друг другу спокойной ночи.

Кровь прилила к щекам Алиеноры.

– Верно, не придется, – сказала она и удалилась со своими женщинами, приятно взволнованная. Его прикосновение сегодня вечером пробудило ее сильнее, чем она ожидала, но ведь она долго, очень долго спала одна, а он, похоже, искренне интересовался ею, не ограничиваясь лишь необходимостью союза. Если только он не окажется полным хамом в постели, то не составит труда получить удовольствие от их брачной ночи.

Пока служанки откидывали покрывала и снимали с крючков шторы балдахина, она стояла на коленях у своего маленького алтаря и молилась о том, чтобы поступить правильно, угодить Богу и сделать все возможное для Аквитании. Она хотела наладить равноправное супружество, в котором она и Генрих могли бы объединить свои способности. Она хотела единства в семье и поддержки. Она хотела иметь детей: сыновей и дочерей, которые со временем унаследуют ее титул.

Прежде чем подняться с колен,