Я позвонил Слэшу из реабилитационного центра и сказал:

– Слэш, дружище, мне нужно тебе кое-что сказать.

– Мне тоже! – отвечает он.

– Нет-нет, я первый, – говорю я.

– Что? Что?

Он подумал, что я сейчас скажу: «Я в говно, валяюсь тут со своим другом, я в…», но вместо этого я сказал:

– Слэш, знаешь, где я?

– Да, я знаю, где ты, – ответил он.

– Сукин ты сын, – сказал я, – в каком смысле?

– Ну, знаешь, там с тобой Стив.

– Что-что? – не понял я.

– Да, Стивен Адлер сейчас в «Лас Энсинасе». У него снова детоксикация.

– Что? Стивен, мать твою, Адлер опять на детоксе?

Стивен Адлер, тот самый барабанщик Guns N’ Roses, был со мной в одной клинике, и я этого не знал.

Бедняга. Вот это, я понимаю, аппетит к саморазрушению! В 1990 году его выгнали из Guns N’ Roses за то, что он был слишком обдолбанным и не мог играть на барабанах, в 1995-м передознулся герычем в своей машине, через год у него случился инсульт и он впал в кому после спидбола (кокаин и героин), а после второго инсульта у него начались проблемы с речью.

Слэш попросил меня к нему зайти и поздороваться. Детоксикация проходила прямо напротив моего домика, так что я спустился туда. Стивен был в ужасном состоянии. Он так сильно проглатывал слова, что я едва его понимал. «А, паариивеет, Стииивееен, йааа неее пооод кааайфооом, йааа прооост тааак гврююю. Ууу мняяя быыыло двааа удааарааа, тааак шшшт». Я был в шоке. «Ты хорошо говоришь, дружище, – сказал я. – Молодец!» И я вышел. Меня тошнило. У него было два инсульта, он невнятно говорит, вообще кошмар. И из-за всего этого ему никогда не станет лучше, он всегда будет сидеть на наркоте и никогда больше не будет играть в группе. Именно эта часть его мозга говорит: «В пизду! Я хочу накидаться!» И я ее понимаю. Правда понимаю. Надеюсь, я неправ.

Через две недели я узнал, что там он снимался для «Реабилитации звезд», реалити-шоу на VH1, на нем доктор Пински рассказывал о выздоровлении знаменитых людей. Съемки проходят не в «Энсинасе», а в отеле. Они ждут, пока знаменитости пройдут детоксикацию, а затем заставляют их воспроизвести свою обдолбанность – что само по себе обдолбанно, если честно. Я как-то услышал, как ассистенты из шоу говорили со Стивеном Адлером насчет его эпизода. «Вот что вы должны сделать, – говорили они ему. – Завтра вечером, как только зайдет солнце, мы положим вас в скорую и отвезем в отель. Когда мы туда приедем, вы должны упасть на землю и сказать: “О боже! Где я?”» Они хотели, чтобы он разыграл свое плачевное состояние, когда приехал в клинику. Это омерзительно и нереально. Ему дали тридцать тысяч за эпизод, он все это снюхал, потом разбился на машине и сел в тюрьму с детоксом.

Мы все плывем на одном корабле дураков – страдающие, обманутые существа в глазах Бога и доктора Дрю Пински. Но я забыл, что все еще нахожусь в Соединенных Штатах Амнезии, где все, вплоть до психических заболеваний, подчиняется главенствующим законам сенсаций, сплетен и инсинуаций.

Мне казалось, что это не очень этично – использовать для шоу по-настоящему обдолбанных звезд, как Стивен Адлер, но кто я такой, чтобы судить? Не говоря уже о том, чтобы заставить убитых знаменитостей изображать свое саморазрушение, чтобы потом сенсационно все это демонстрировать в мело-блядь-драматическом реалити-шоу, которое так их травмирует, что в итоге они оказываются в худшем состоянии, чем когда-либо, – от наркотиков, которые купили на деньги от шоу. О, сссесстрааа!

Вот как работает доктор Дрю: он собирает людей, а затем заставляет диктора вкрадчивым терапевтическим голосом объяснять, что такое парадигма пациента, его особенности, его сокровенные чувства, как было, как стало сейчас и как может быть в будущем с положительными аффирмациями, намазанными сверху, как масло на свежий хлеб. Поэтому им все сходит с рук. Это было сделано под маской ханжеской озабоченности. Что-то вроде коррумпированного сенатора штата, который выходит в эфир с монотонным голосом: «Да, я был там, она была проституткой… прискорбный инцидент». Без ответа… только жесткая улыбка. Джон Леннон блестяще это считывал…

There’s room at the top they are telling you still,

But first you must learn how to smile as you kill,

If you want to be like the folks on the hill

Наверху еще есть место, говорят они тебе,

Но сначала ты должен научиться улыбаться, когда убиваешь,

Если хочешь быть похожим на крутых парней

Каждое субботнее утро у меня был сеанс «Что нового, док?» с доктором Барри Блумом, на которые могли приходить вторые половинки, семья и друзья и задавать тебе вопросы. Потом, днем, доктор Дрю толкал речь, и комната была забита. Если бы все вдохнули одновременно, то все окна точно взорвались бы – настолько там было много народу. Его речи были настолько интересными, потому что он размусоливал свои теории. У него было несколько любопытных мнений, которые он преподносил как психофармакологическую догму. Например, что у наркоманов рецепторы особенно чувствительно реагируют на наркотик – вообще-то, так у всех людей, – именно поэтому они и становятся наркоманами. Другими словами, у наркоманов есть ген наркомана. Ну, если у меня есть этот ген, то что же есть у конкистадоров, ген Эль Дорадо? А как насчет Магеллана, у него был ген глобальной навигации? «Плоская? Вы сказали, что Земля плоская? Садитесь в лодки! Мы уплываем!» А те, у кого есть яйца, они с геном или без? Доктор Пински утверждал бы, что в наших поведенческих чертах есть определенная парадигма, но его аргументы – полная хрень: «Ну, я понимаю, почему он попробовал наркотики; он же к ним предрасположен». А это, разумеется, наводит меня на мысль – почему этот гений условности сам их не попробует, просто чтобы понять, какие они? А есть ген человека, который лезет на стену? Или у других людей есть ген, который подавляет авантюризм, риск и любопытство? Об этом даже психотерапевты не заговаривают!

Забавно, что доктор Пински никогда ко мне не подходил, никогда ничего не говорил; уж точно он не предлагал мне сняться в своей реабилитации для знаменитостей, потому что – в лучшем случае – я бы сказал: «Ты че, блядь, охуел?»

Я разваливаюсь после каждой детоксикации, но детоксикация после бензо – самое