брата я больше ничего не слышал. Тем не менее спал я плохо и часто видел его в кошмарных снах. Если бы Беатриса, состоявшая при Алиеноре, не скрашивала мои дни, мне было бы еще хуже.

Все глостерцы высыпали на улицу – посмотреть на Ричарда. Куда бы мы ни шли, везде встречали одно и то же: восторженная толпа, приветственные крики, священники, призывающие благословение Божье. У простого люда имелись веские причины любить нового монарха. Он не только помиловал заключенных, но также облегчил участь должников и отменил лесные законы. Большую часть Англии покрывали деревья, под сенью которых водилась разнообразная дичь, могущая идти в пищу, а потому законы эти давно ненавидел весь народ.

Из Глостера мы поехали в Лондон и в первую неделю сентября прибыли в Вестминстерский дворец. Седмицей позже, тринадцатого числа, состоялась коронация Ричарда. Дни проходили в круговерти хлопот. Вокруг двора роились портные, ювелиры и оружейники. Бесчисленные возы и подводы въезжали в ворота, груженные провизией для пира, который должен был состояться после коронации. Сержанты патрулировали дорогу до Вестминстерского аббатства, откуда слышались песнопения. Монахи тоже готовились.

Сам Ричард был занят от рассвета до заката, проводя бесконечные совещания с баронами и епископами. Слава богу, выносить эту скуку приходилось Филипу, не мне. Свободные от официальных обязанностей до коронации, мы с де Дрюном бражничали сверх меры. Я пил, чтобы забыть про Фиц-Алдельма, а де Дрюн… пил, потому что мог пить. Рис, понятия не имевший об угрозах моего недруга – я боялся, что, если сказать ему, он выкинет что-нибудь необдуманное, – охотно сопровождал нас. При любой возможности я наслаждался свиданиями с Беатрисой. Она по-прежнему отказывалась возлечь со мной – то была моя крестная мука, да простит меня Господь за такие слова.

Настал намеченный день. Облачать герцога доверили де Шовиньи, Маршалу и де Бетюну. Я не испытывал неприязни к этим двум последним, новичкам в нашем лагере: то были настоящие мужчины, ставшие рыцарями, когда я еще ходил пешком под стол. Переговорить с Ричардом тоже не удалось: занятый делами, он пожелал мне доброго утра, и только. Меня это опять же не волновало – то был его день. Фиц-Алдельма, тоже присутствовавшего в комнате, не замечали, как и меня. Я принялся помогать Филипу. Работа не для рыцаря, зато она отвлекала от тревог.

Процессия пришла за Ричардом в назначенный час, и его вызвали к дверям громким стуком. Помолившись, с серьезным выражением на лице, он открыл вход. Снаружи ждала огромная толпа, во главе которой находились чуть ли не все священники, аббаты и епископы королевства. После ритуального обмена словами между Ричардом и архиепископами стоявшие впереди священники пошли, неся крест, святую воду и горящие свечи. Остальные, с надетыми на голову шелковыми капюшонами, двинулись за ними.

В середине шагали четверо баронов, каждый с золотым подсвечником в руках, следом – дворянин с королевской шапкой. С ними был Джон Маршал, старший брат Уильяма, тащивший две массивные шпоры. Рядом шествовал сам Уильям, держа в обеих руках золотой скипетр. Другие знатные особы несли золотые мечи, королевские доспехи и корону, украшенную с каждой из сторон драгоценным камнем. Далее шествовал Ричард, с епископами по левую и правую руку, а четыре барона держали у него над головой шелковую накидку.

За ними, в порядке уменьшения знатности, вышагивали графы, бароны, рыцари, духовенство и, наконец, все прочие. Мы мягко ступали по шерстяному покрову, расстеленному рано утром. На всем пути стояло множество народа, люди радостно кричали, благословляя Ричарда. Я видел, как женщины и даже некоторые мужчины плакали, не стесняясь. На крышах сидели мальчишки и свистели. Невозможно было не поддаться всеобщему ликованию. Позабыв про шедшего в трех шагах от меня Фиц-Алдельма, я тоже начал радоваться, представляя славное царствование Ричарда.

Под праздничный перезвон колоколов процессия вошла в Вестминстерское аббатство. Как рыцарь, я располагался в средней части нефа, далеко от герцога. Зная об этом заранее, я позаботился о том, чтобы оказаться поближе к центральному проходу и наблюдать за ритуалом. Фиц-Алдельм, в двух человеках за мной, ничего не видел. Он исходил бессильной злобой. Это подогревало его ненависть ко мне, но я, захваченный общим радостным возбуждением, забыл про все свои тревоги.

Ричард принес у алтаря многочисленные обеты: хранить мир, честь, почитать Бога и святую церковь, нелукаво вершить правосудие и заботиться о подданных. После этих клятв епископы разоблачили его до рубашки и брэ. Рубашку расстегнули и спустили с плеч, а на ноги надели расшитые золотом сандалии. В этот миг тишина, и без того полная, каким-то образом стала еще глубже. Как завороженный, я не мог оторвать глаз от моего господина и повелителя.

Балдуин, архиепископ Кентерберийский, помазал Ричарда, как короля, священным миром в трех местах: на голове, на груди и на руках. Это, как я узнал от более просвещенного Филипа, символизировало славу, доблесть и знание. Ричарда облачили в королевское платье, одарили мечом власти, чтобы разить врагов церкви, и золотыми шпорами. В роскошной, подбитой мехом мантии его подвели к алтарю, чтобы подтвердить данные обеты. Взяв с алтаря корону, Ричард передал ее архиепископу и был коронован.

Он воссел на троне, и по толпе прошел одобрительный, счастливый гул.

Хор грянул берущий за душу гимн «Te Deum Laudamus».

Глаза мои увлажнились.

Представляя победы, которые предстоят нам в Утремере, и наш торжественный вход в Иерусалим, я почти не следил за мессой. Под конец Ричард возложил на алтарь марку чистого золота, после чего процессия двинулась назад. Я встрепенулся, когда к нам стали приближаться священники, аббаты и епископы, а также бароны, державшие шелковый покров над головой монарха.

Поле моего зрения сузилось. Я видел только Ричарда: высокого, широкоплечего, красивого. Помазанный Богом правитель Англии, Уэльса, Нормандии, Бретани, Анжу и Аквитании, препоясанный мечом для сокрушения сарацин, он с головы до пят выглядел властелином. Воином. Королем.

Проходя мимо, Ричард повернул голову, и взгляды наши встретились. Его подбородок опустился в кивке, совсем немного, и он прошествовал далее.

Его признание было для меня дороже всех сокровищ в христианском мире.

Авторское послесловие

Мало найдется в английской истории фигур, способных сравниться с Ричардом Кер-де-Лион – Ричардом Львиное Сердце. Когда издатели попросили меня выйти за пределы древнеримского периода (трепет, ужас!), я ухватился за возможность написать о том, кто интересовал меня с самого детства.

Некоторые называют Ричарда бесстрашным человеком и великим полководцем, но одновременно плохим королем и жестоким воителем. В наше время модно стало считать его геем. В своем романе я постарался отразить все это, кроме