полезное и ценное, до сих пор никто не раскопал и не применил? Я слышал уран всё время дорожает. А тут военное имущество. Это же собственность государства? Наверняка там был строгий учёт. Как вообще можно было потерять двести тонн такого дорогого и опасного…

— Опасность там не велика. Все ТВС-ы запаяны в герметичные контейнеры и затоплены на дне моря. Но близко от берега, в одной из бухточек нашего, Северного острова, на берегу Карского моря. ТВСы там постепенно остывают, отдавая лишнее тепло в Ледовитый океан. Наверное, они уже совершенно остыли и почти не фонят. А то, что государство эту свалку потеряло… Судя по бумагам, первые ТВСы от подлодок захоранивали тут ещё в конце шестидесятых. Это была секретная работа очень небольшого числа военных. В семидесятые захоронение отработанных ТВСов продолжилось. Но в семьдесят пятом году прошлого века все ядерные державы подписали договор, запрещающий загрязнять мировой океан радиоактивными отходами. С этого момента отработанные ТВСы надо было везти и захоранивать уже где-то на суше. А эти наши ребятки, — министр похлопал по папке, — ещё несколько лет продолжали сбрасывать в бухту контейнеры с отработанным топливом. То ли кто-то из флотского начальства вовремя не отдал приказ прекратить захоронения, то ли в первые годы чисто технически не было возможности захоранивать ТВСы по новым правилам. А в результате что?

— Что?

— Международный скандал, если это всё откроется. А если флотское начальство получило приказ от властей, но не выполнило его, то…

— Ясно. Кто-то из советского начальства или из флотского облажался, и чтобы прикрыть свой зад, решил всё скрыть. А тех моряков, кто это всё захоранивал? Их что же всех убили? Или сгноили в тюрьме?

— Что за бред? Зачем это? В семидесятые годы нравы в советах были уже более мягкими. И с секретностью всё было в порядке. Все причастные к подобным работам либо не знали, что везут, либо давали подписку о неразглашении. Вся эта деятельность была совершенно официально засекречена. Рядовые исполнители получали приказ и просто делали свою работу. Думаю, чтобы прикрыть обмишурившегося начальника пришлось всего лишь изьять какие-то документы из флотских архивов и договориться с парой морских офицеров которые были в курсе, что там куда везлось и зачем топилось в бухте.

— А сейчас кто-то из этих офицеров решил продать папочку?

— Скорее, кто-то из изымавших эти секретные документы, — поправил министр.

— Ясно. И чё нам теперь с этим делать? Точное место захоронения там указано? Это, надеюсь, не рядом со Светлогорском?

— Это на другой стороне острова, на берегу Карского моря. Но точного места в этих бумагах нет. Указан только квадрат и краткое описание бухты.

— Получается,золото дядя Слава платил не только за эту папочку, но и за за то, что ему покажут точное место.

— Золото? — поднял брови Зинкевич.

— Это предположение, с чужих слов, — поднял ладонь король. — На самом деле, неизвестно, что он там должен был заплатить и кому. Но, похоже, именно ради этого он и полетел на встречу, с которой потом не вернулся.

— Вот, значит, как, — Зинкевич скорбно покивал.

— И что нам теперь с этим делать?

— Если ты прикажешь прямо сейчас выделить мне флаер, то я попробую найти точное место захоронения.

— Счётчиком гейгера будешь все бухточки проверять?

— Не только… Нужен один флаер с пилотом. На день. Может, на два.

— Хорошо. А как его тебе… выделить?

— Просто позвони и вели Семёнычу. Он распорядится.

***

— Сиди, балда. Сиди. Это Ваня пришел. Ну… — Сарданапал вырвался из под руки Ланы, со стуком спрыгнул на пол и шмыгнул под диван. — Ну вот, — она развел руками, в одной из которых была расчёска с застрявшими меж зубцов клочками рыжего пуха. — Только уговорила его причесаться… И откуда у него колтуны? У нас же дома ни репьёв, ни веток.

— От повышенной лохматости, — улыбнулся Иван и плюхнулся на диванчик.

— Слушай, Вань. Я тут набросала вчерне какой можно сделать стену с барной стойкой в «Тропикане».

— Где?

— Ну… В нашем 3D-кафе. Я думаю, его надо назвать «Тропикана»… Раз парного молока организовать не получится, то пусть там будут всякие тропические соки. И всегда пляж, солнце, море и так далее. Вот, смотри…

Иван покрутил в руках эскиз.

— Ты чё, сама это рисовала?

— А что такого? Не очень-то и красиво. Это же я не на стенку повесить, а так, набросок для памяти.

— И ты это всё сама придумала?

— Не. В основном по памяти набросала и немного нафантазировала. В Питере мы играли в одной кафешке. Там оформление было похожее. Я и подумала… Да, я с Заровым вчера созванивалась.

— Уже? А чё сразу не сказала?

— Да ты вечером был такой гружёный… А сейчас Заров счёт прислал. В общем, может он переделать всё для нашей Тропиканы размером в два больших зала… И ещё он придумал, что нужно по полу рассыпать настоящий пляжный песочек, прямо горячий, словно солнцем нагретый, и уже на нём расставить шезлонги, столики. Только у нас на двухзальную кафешку экранов пока нет… Или, всё-таки есть, — Лана заметно погрустнела, — если к тому, что ты нашаманил, всю нашу комнату отдыха отдать.

— Знаешь что, — Иван обнял её за плечи. — Давай мы начнём с однокомнатной Тропиканы. Сперва надо понять, понравится ли вообще всё это публике?

— Ты просто меня жалеешь, да? Ну чтобы я без своей любимой игрушки не осталась?

— Иэто тоже. Но вообще-то я это… Пытаюсь быть рациональным. Зачем лишать тебя удовольствия, если можно и без этого сделать всё хорошо и удобно?.. Не, если тебе так важно оставить нас без комнаты отдыха, то…

— Мне другое важно. Я очень хочу быть полезной.

— В смысле?

— Полезной тебе. Другим людям. Неправильно это, что я сижу тут и целыми днями ничего не делаю, в то время как все вокруг…

Он, не дав договорить, поцеловал её в губы. Обнял, подсунув руку под ноги. Усадил её себе на колени. Ткнулся лицом в тёплую, мягкую грудь. Поднял глаза, любуясь удивлённым, зарумянившимся лицом Ланы:

— Чтобы быть полезной тебе надо просто быть. Вот тут. Рядом со мной… Ты