всей последующей юнкерской и академической жизни и службы в Генеральном штабе всегда поддерживали друг с другом тесную связь. Во время Великой войны В.В. Ракитин попал на Французский фронт и так остался после заключения Версальского перемирия. Первые периоды русской революции для него прошли вне непосредственного соприкосновения его с последней. Поэтому он смотрел на нее полунаивными глазами с точки зрения постороннего наблюдателя. Появившись же в Сибири в разгар отчаянной и уже надломленной вооруженной борьбы с большевиками, он склонен был еще «философствовать» на темы о тех или иных принципах и преимуществах социальных и политических идей. Дух избалованного «русского Парижанина» слишком глубоко пустил в сибаритской натуре В.В. Ракитина свои корни, несмотря на очевидность надвигавшейся военной катастрофы, он продолжал оставаться в состоянии полной «нирваны» и требовал, чтобы его служебная обстановка была окружена условиями максимального комфорта и удобств. Блестящие вагоны литерного поезда Верховного Правителя, в которых он совершал эвакуацию из Омска совместно с адмиралом А.В. Колчаком, были для него ближе и понятнее, чем весь ужас, творившийся вне этих вагонов. Понятнее эти вагоны были потому, что они напоминали ему культурную Францию. Ясное сознание крайней опасности и безнадежного положения обстановки у В.В. Ракитина отсутствовало, и в глубине своей души он, очевидно, верил, что все «как-то образуется и утрясется».

Пребывая в таком душевном состоянии до момента фактического его пленения большевиками в Иркутске, В. В. Ракитин явился одним, в своем роде, из офицеров Генерального штаба, который остался с адмиралом А.В. Колчаком до последнего своего издыхания и воспринял одинаковую с ним смерть. Удивительное философское равновесие души не покидало его и во время самого нахождения в большевистской тюрьме. Как потом дошли сведения, В.В. Ракитин среди арестованных вместе с ним офицеров, сидевших в общей арестантской камере, организовал «кратковременные» курсы изучения английского языка, в знании которого, как и французского, он был весьма силен. Его общительный и живой характер помогал другим, которые поддавались крайнему отчаянию, легче переносить нравственные пытки ожидания неизбежной казни.

Генерал М.И. Занкевич потом уехал снова в Европу, а остальные из тех, которые прибыли в Сибирь совместно с генералом Н.Н. Головиным, остались по ту сторону белого фронта.

С главным военным командованием, в общем, не повезло белому Волжско-Сибирскому фронту. Те, кто фактически им командовали, успеха ему не принесли, а которые могли бы если не сотворить чудеса побед, то хотя бы стабилизировать его положение, не были к делу привлечены ни в соответствующий срок, ни в надлежащей форме. Последующее же кратковременное появление в ролях главнокомандующих Восточным фронтом генералов В.О. Каппеля и Войцеховского дела также не могло поправить уже потому, что фронт неудержимо стал откатываться на восток.

Претендовавший же на революционное возглавление военного командования генерал Пепеляев своим безумным выступлением против власти Верховного Правителя и против главнокомандующего Восточным фронтом генерала К.В. Сахарова еще больше разрушил всякую мысль о возможности сохранения в районе к западу от Байкальского озера линии антибольшевистского фронта.

Осведверх

Под этим названием в штабе Верховного главнокомандующего, после того как последний был слит с прежним расформированным главным штабом в одно целое, по инициативе автора настоящих воспоминаний было организованно осведомительное управление. Хотя самое название наводит на некоторую мысль, что в этом управлении могли быть сосредоточены функции тайной политической разведки, как это бывало и в соответствующих такому названию учреждениях, например министерства внутренних дел, тем не менее в омском Осведверхе подобное положение вещей совершенно не имело места.

Учитывая опыт широчайшей, организованной в государственном масштабе политической пропаганды большевиков, которые буквально засыпали население всей необъятной России различными воззваниями, призывами, оповещениями, плакатами, газетами и наскоро сколоченной книго-агитационной продукцией, пишущему эти строки пришла в голову мысль провести с не меньшей же интенсивностью такую же контрпропаганду и в широчайшем антибольшевистском масштабе.

В первую очередь, как бы в виде опыта и для приобретения сноровки, были предприняты им шаги в военном ведомстве, для чего были использованы все доступные по тому времени возможности. Был составлен соответствующий доклад, а так как для всех остальных этот вопрос был совершенно незнаком, то и проведение его в жизнь было поручено всецело автору настоящих воспоминаний.

Усвоив все навыки большевиков, за которыми удалось наблюдать в этом вопросе в течение нескольких месяцев вынужденного скрывания в Петрограде и в Перми во второй половине 1918 года, а также используя свою богатейшую писательскую и газетную практику, автору настоящих воспоминаний не трудно было разработать соответствующий, весьма рациональный и жизненный проект организации ставшего потом широко известным на белом Сибирском фронте осведомительного управления штаба Верховного главнокомандующие-го, или, как его по сокращенному телеграфному коду называли все, Осведверха.

Идея эта настолько привилась, что в кратчайшее время все штабы армий и даже некоторых корпусов, по образцу Ставки, но в сокращенном виде, завели у себя такие же «Осведармы» и «Осведкоры». Был даже и «Осведстепь», организованный в так называемой отдельной армейской Степной группе, предназначенной действовать в Башкиро-Киргизских степях.

Штабы армий в этом отношении слишком сильно временами увлекались и тем иногда создавали значительный разнобой в смысле содержания выбрасываемого несогласованного с центром (Осведверхом) агитационного материала, но все же в этом беда была невелика по сравнению с той пользой, которая приносилась этой новой организацией. Главная же польза заключалась в том, что широкое осведомление населения и армии достигалось в достаточной степени прилично.

Конечно, эта постановка была далеко не так строго организована и проводима, чем это было у большевиков, но в этом вопросе трудно было регулировать всю программу работы сверху, ибо самая политическая «установка», как говорят обычно большевики, в правительстве адмирала А.В. Колчака страдала серьезной неустойчивостью, противоречиями и подвергалась различным внешним и внутренним влияниям. Если к этому же еще прибавить различные политические платформы многочисленных групп, которых было немало и в самой армии, то в работе всех видов Осведов могли быть естественными иногда и солидные прорухи.

Пользовались временами со скрытой целью этими организациями и тайные агенты большевиков или им сочувствующих, левых социалистов-революционеров, которые, например, в ящики с заготовленными для рассылки агитационными материалами этих учреждений умудрялись подкладывать и свою ярко-большевистскую или оппозиционную прокламацию. На этой почве иногда раздавались вполне основательные от фронтовых частей жалобы и сообщения. Немедленно принимались срочные меры проверки и вредная работа тайных агентов пресекалась.

Будучи организатором широкой осведомительной (агитационной) службы и главой всего Осведверха, который фактически занял в штабе Верховного главнокомандующего место первоначально намечавшегося к сформированию 3-го генерал-квартирмейстерства, автор настоящих воспоминаний видел в этом своем служебном положении большое со всех сторон внимание к себе и