большего «воздействия» на психику предназначаемого в члены военно-окружного суда было пущено в ход «увеличивающее вину обстоятельство», то есть версия о якобы неисполнении приказания самого высшего в военной иерархии лица военного министерства, тогда как это было не так. – Ред.) и добавил, что он потому наметил меня членом суда, что я, состоя уже много лет на службе и обладая большим служебным опытом, не могу не понять того громадного преступления, которое Вы совершили, за что Вы и должны быть непременно осуждены. Видя, что еще до суда как бы предрешается Ваша участь и не желая попасть в ложное положение подписывающего осуждающий Вас приговор, что было бы против моей совести, если Вы на самом деле, может быть, были и не виноваты, так как я о подробностях дела ничего не знал, – я уклонился от заседания в предстоящем суде под предлогом крайне необходимой поездки по инспектированию артиллерийских частей Округа и отправился в города Томск и Новониколаевск. Вместо меня Генерал-Лейтенантом Матковским членом Суда был назначен другой Генерал Штаба Округа. Уважающий Вас, генерал-лейтенант Н. Богомолец».

Что можно прибавить к этому яркому документу?! Действительно, вместо отказавшегося честного генерала Н.Ф. Богомольца членом суда был назначен генерал-майор А.А. Агарков{108}, который занимал должность в штабе Омского военного округа, кажется, дежурного генерала и потому был в полной служебной зависимости от своего командующего войсками округа. Этот генерал, не к чести его будь сказано, во время самого судебного разбирательства держал себя весьма подхалимисто, и все «вопросики», которые он задавал на суде подсудимому, и те выводы, которые он старался тут же громко высказывать и навязывать другим членам суда, явно показывали, что он из кожи лез, стараясь угодить «воле пославшего его».

Нисколько не думая о том суровом приговоре, который грозил бы в случае, если бы суд признал подсудимого виновным и заслуживающим наказания по всем строгостям военного времени, автор настоящих воспоминаний скорбел всей душой о том, что вся эта предвзятая судебная трагикомедия отвлекала всех от серьезности положения на боевом фронте, которое с конца апреля месяца 1919 года уже находилось под знаком надвигающейся катастрофы. Судебное же разбирательство происходило в мае и июне месяцах.

Как указано было выше, пишущий эти строки на все время судебного процесса ни на минуту не был освобожден от исполнения всех служебных обязанностей и на самое присутствие на заседаниях суда смотрел как на своего рода особую служебную обязанность… С утра раннего обычно приходилось бывать в управлении генерал-квартирмейстерства, принимать доклады, отдавать распоряжения, потом на несколько часов в… заседание суда, в котором судят, как будто бы какого-то постороннего подсудимого, потом снова в управлении до поздней ночи приходилось проводить время за бумагами и делами. Ночью, дома, примерно, до 4–6 часов утра, надо было «подгонять» вопросы, которые не успели пройти через дневную работу, а на следующее утро опять то же самое.

В омском военно-судебном ведомстве вследствие существовавшего дуализма во всей схеме военного управления (на фронте и вне театра военных действий) существовало два главных военных прокурора. Между этими прокуратурами, как и между контрразведками, также существовало своеобразное соревнование, причем чины судебного ведомства Ставки и фронта занимали в отношении подсудимого благожелательную позицию, а другие наоборот.

Общий смысл их показаний сводился к тому, что, при норовистом характере Марковского, подобного рода инциденты могли случиться с любым из них самих и во всякое время. На стороне Марковского как обвинителя выступал только один К. К. Акинтиевский. Последний вдвойне имел «основания» быть недовольным подсудимым, во-первых, потому, что должность, специально предназначенная для него Марковским, ему улыбнулась, ибо главный штаб был расформирован в момент прибытия Акинтиевского в Омск, а во-вторых, самого Марковского отправляли в почетную ссылку в Красноярский тыловой район. С последним Акинтиевскому ехать было уже невыгодно, а оставаясь в Омске, он попадал в атмосферу только что победившую самодурства бывшего начальника главного штаба.

Эту неприязнь к подсудимому, которого он, К.К. Акинтиевский, видел, можно сказать, впервые во всю свою жизнь, он перенес и на весь последующий период борьбы с большевиками. В тот момент, когда Марковского уже не было, «тень его», в лице только что отмеченного офицера Генерального штаба, неизменно бросала свои темные полосы на все то, что направлено было в авторе настоящих воспоминаний к фанатическому служению национальной идее и родине. Мрачная «тень» Марковского оказалась еще более упорной и мстительной. Примкнув к группе генерала М.К. Дитерихса и Н.А. Лох-вицкого, эта «вторая натура Марковского» повела жесточайшую интригу против дальнейшего выдвижения по службе пишущего эти строки и, надо отдать должное, достигла своего в полной мере.

Когда на смену генералу Д.А. Лебедеву появился генерал М.К. Дитерихс, то одним из первых его распоряжений было удаление автора настоящих воспоминаний от работы в штабе Верховного главнокомандующего. Его, так же как в свое время Марковского, назначили на должность вне Омска, которую смело мог бы занимать не офицер Генерального штаба. Должность эта называлась: начальник военно-административного управления Степной группы. Командующим этой Степной группой, сформирование которой совершенно запоздало и никакой пользы делу принести уже не могло, был назначен только что смещенный с должности начальника штаба Верховного главнокомандующего генерал Д.А. Лебедев. Этот период распоряжений относится к тому времени, когда генерал М.К. Дитерихс носился, как это уже было отмечено выше, с полупьяным и шалым полковником Сальниковым по линии фронта и развалил одним «взмахом пера» все центральное управление и фронтом и тылом.

Потом, уже перед паническим оставлением Омска, заменивший Дитерихса генерал К.В. Сахаров спешно вызвал автора настоящих воспоминаний снова в штаб Верховного, но, к величайшему сожалению, эта мера оказалась чрезвычайно уже запоздалою, ибо в этот момент весь правительственный и военный Омск был посажен в нескончаемые грузовые эшелоны и отползал в безобразнейшем беспорядке в сторону Новониколаевска и дальше.

Автор настоящих воспоминаний, понимая всю беспредельную и смертельную опасность положения, создавшегося к тому времени на фронте, и видя полную угрозу самому Омску, для спасения которого нужны были самые героические и решительные меры, будучи в тот момент в районе Кокчетава, слал в Омск настойчивые телеграммы с горячей просьбой о предоставлении ему должности начальника штаба новой армейской группы, на долю которой выпадала задача непосредственной защиты самого Омска как правительственного и военного центра, а также создания сильной опорной группы, на которую смогли бы опереться сильно утомленные и растрепанные в длительных боях отступающие на восток части армии адмирала А.В. Колчака. Увы, эта мольба не была удовлетворена!!!

В горячий и катастрофический момент военных операций старого кадрового офицера Генерального штаба