каждой из сторон… Семья, замкнутая сама на себе, теряет всякий интерес к окружающему миру. Но не рождалось еще двух человек, которые наполнили бы жизни друг друга до конца. Не стоит и пытаться. Если же такая попытка будет предпринята, то процесс будет унизителен для обоих, а результат, даже если он будет достигнут, станет трагедией, поскольку это не имеет отношения ни к высоким идеалам, ни к истинной верности. Учитывать интересы и личность супруга должны оба. Тогда они привнесут в свой союз лучшее, что у них есть, и навсегда останутся друг для друга новыми и интересными… Но молодые жены часто ревнуют ко всему, что хоть на мгновение отвлекает внимание мужа от них самих. Они ревнуют к его мыслям, словам, идеям, друзьям, даже к службе… Но если жена научится быть гибкой лозой, когда этого хочет ее муж, и крепким дубом, когда быть лозой утомительно, проблема будет решена».

Тут Билли уронила газету и отодвинула ее от себя с отвращением. В статье оставалось еще несколько слов, в основном – мнение критика о книге, но Билли оно не интересовало. Она прочитала вполне достаточно. Точнее, более чем достаточно. Вся эта ерунда может быть полезна и даже необходима для обычных мужей и жен! Но для нее и Бертрама…

И тут она вспомнила первую же цитату.

«Возможно, первое испытание случается, когда молодая жена осознает, что, хоть муж и любит ее от всего сердца, он все еще может проводить время со старыми друзьями без нее…»

Билли нахмурилась и приложила палец к губам. Может быть, вчера ночью и состоялось «испытание»? Не была ли она «требовательной и утомительной»? Может быть, она «оценивала действия» Бертрама и «выясняла»? Не начал ли он уже «тяготиться новыми узами»?

Нет, нет, невозможно! Она в это не верит. Но что, если он когда-то все-таки начнет тяготиться? Что, если они двое рано или поздно превратятся в самую обычную женатую пару, какие она видит повсюду и для которых, должно быть, и пишутся эти ужасные книги? Это немыслимо, непредставимо! И все-таки, что там сказал автор…

Тяжело вздохнув, Билли снова подняла газету и внимательно прочитала каждое слово. Закончив, она глубоко задумалась, глядя в окно.

Судя по всему, это и произошло. Она была утомительна.

Она претендовала на то, чтобы занимать все мысли мужа. Она с восторгом бы изучала каждый его шаг, если бы у нее появился хотя бы малейший шанс. Она ревновала его к работе. Временами она почти ненавидела его живопись. Только вчера она устроила ему жуткую сцену и потребовала отчета. Вероятно, она была лозой, когда нужно было быть крепким дубом.

Ну и ладно (Билли подняла голову и расправила плечи). Больше ему не на что будет жаловаться. Она станет дубом. Она взрастит в себе это «приличествующее безразличие» ко времени его прихода и ухода.

Она станет учитывать его интересы и личность и будет всегда «новой» и «интересной». Она не будет утомительной, требовательной и ревнивой. Не будет устраивать сцен и изучать его действия. Ни при каких обстоятельствах она не позволит, чтобы Бертрам тяготился узами брака.

Приняв это героическое и на редкость приятное (для нее) решение, Билли отвернулась от окна и достала рукопись новой песни.

«Учитывать его интересы», – строго сказала она самой себе, потянувшись за пером. В теории это выглядело прекрасно, но вот на практике…

Билли немедленно начала превращаться в дуб. Всего через час, после того как она увидела роковую весть об окончании медового месяца, в дверь позвонил Бертрам.

Бертам всегда открывал дверь собственным ключом, но с того момента, как в доме поселилась Билли, он придумал свой, особый сигнал дверного звонка, которой должен был призывать его жену из любой части дома. И сегодня, услышав этот сигнал, Билли немедленно вскочила с радостным криком «Бертрам!» И тут же уселась обратно.

– Так-так, Билли Нельсон Хеншоу! Учитесь «приличествующему безразличию» к приходам и уходам вашего супруга, – мрачно прошептала она и снова принялась за работу.

Мгновением позже она услышала голос мужа – вероятно, он обращался к Питу:

– Дома? Ты говоришь, что она дома?

И тут же услышала шаги на лестнице. Очень тихо он подошел к двери.

– Эй! – весело воскликнул он, когда она встала его поцеловать. – Я думал, что ты спишь, раз не ответила на мой звонок.

Билли слегка покраснела.

– Нет, я не спала.

– Но ты же не слышала… – Бертрам осекся и странно посмотрел на нее. – Может быть, ты все-таки услышала звонок? – переспросил он.

Билли покраснела сильнее. Ее смущение не успокоило Бертрама.

– Билли, я, конечно, не настаиваю, чтобы ты меня встречала… – начал он напряженно, но Билли немедленно его перебила.

– Бертрам, мне очень нравится тебя встречать, – обиделась она. Потом что-что вспомнила и добавила: – Точнее, мне нравилось тебя встречать, пока… – осознав, что понятнее ничего не стало, она беспомощно замолкла.

Бертрам недоуменно нахмурился.

– Тебе нравилось меня встречать, пока… – повторил он и вдруг сказал совсем другим голосом: – Билли, ты же не станешь винить меня в том, что произошло вчера?!

– Вчера? Конечно нет, – ответила Билли, впав в панику от одного упоминания «испытания», которому, согласно «Наставлениям молодой жене», была обязана всеми своими нынешними проблемами. В голосе Бертрама она уловила первые признаки того, что он тяготится узами. Тогда Билли как можно веселее сказала: – Мне совершенно все равно, когда ты приходишь домой вечером, мой милый.

С этим она вернулась к работе. Бертрам посмотрел на нее, нахмурился и вышел из комнаты.

Бертрам не читал «Наставлений молодой жене» и не знал, какое впечатление они произвели на Билли. Он был удивлен, испуган и зол.

Оставшись одна, Билли с такой яростью набросилась на свою рукопись, что прорвала пером бумагу.

– И это называют «приличествующим безразличием»! А как тогда выглядит неприличное? – злобно шептала она.

Глава IX

Ужин, который Билли собиралась дать

Несмотря на то что первая попытка последовать «Наставлениям молодой жене» не увенчалась успехом, Билли все еще очень старалась не дать своему медовому месяцу закончиться. Она старательно культивировала предписанное «безразличие» и с видимым энтузиазмом искала так необходимые «собственные интересы». Точнее, она занималась этим всем, когда что-нибудь напоминало ей о мече, нависшем над ее счастьем. В другое время, когда она просто была счастлива, она оставалась прежней собой – импульсивной, увлекающейся и восхитительной.

Разумеется, с учетом этих обстоятельств вела она себя довольно беспорядочно.

К примеру, три дня подряд она могла мчаться к двери, когда звонил ее муж и следить за каждым его движением и словом. На