они могут видеть, что другой видит в ситуации (что она дает другому шимпанзе), не обязательно понимая какие-либо скрытые ментальные состояния, связанные с этой целью. Это согласуется с экспериментальными данными о том, как шимпанзе следят за взглядом человека, что также предполагает осознание того, что видят другие, и, следовательно, каковы их возможности в общей среде. В одном из исследований, например, шимпанзе в возрасте 13 месяцев занимались отслеживанием взгляда (Okamono et al. 2002); в других исследованиях шимпанзе использовали информацию, полученную в результате отслеживания взгляда, для поиска пищи, которая изначально не была им видна (Itakura et al. 1999; Bräuer et al. 2005).

Есть также свидетельства того, что шимпанзе по-разному реагируют на аффективные состояния сородичей, отображаемые на их лицах. Например, Кано и др. (2008) обнаружили, что шимпанзе чаще запоминают фотографии агрессивных шимпанзе, чем спокойных сородичей. Это согласуется с энактивистской точкой зрения на прямое социальное восприятие; лица агрессивных шимпанзе предлагают более четкую информацию о социальных возможностях и поэтому будут более запоминающимися или рельефными для наблюдающего шимпанзе. В реальной ситуации взаимодействия, в отличие от экспериментального предъявления фотографий, такое узнавание не сводилось бы к чистой ассоциации, поскольку в таких обстоятельствах текущие возможности (а не только предыдущие социальные контексты) являются тем, что в первую очередь определяет эффект.

Неудачи в заданиях на ложные убеждения тоже можно объяснить через призму ИТ. Например, трехлетние дети не справляются с заданиями на ложное убеждение (т. е. с теми, в которых экспериментаторы просят ребенка высказать суждение о поведении наблюдаемого человека), хотя гораздо более младшие младенцы в возрасте 13 месяцев справляются с заданиями на спонтанное ложное убеждение (Onishi and Baillargeon 2005). В спонтанных заданиях младенцы наблюдают, как игрушку перекладывают из зеленой коробки в желтую, без ведома агента, возвращающегося в комнату с ложным убеждением, что игрушка все еще находится в зеленой коробке. Экспериментаторы измеряют нарушение ожиданий в терминах времени взгляда или ожидаемого взгляда на цель, чтобы показать, что младенцы ожидают, что агент будет искать игрушку в первоначальной зеленой коробке. Стандартная интерпретация ToM заключается в том, что младенец является пассивным наблюдателем, который делает вывод о том, что агент имеет ложное убеждение (Baillargeon et al. 2010). Интерпретация БР заключается в том, что младенец уже усвоил правило, согласно которому агенты ищут вещи там, где они видели их в последний раз, и делает вывод, что агент будет искать именно там (Ruffman and Perner 2005; Perner and Ruffman 2005; Povinelli and Vonk 2003). Как и в случае с интерпретацией ToM, BR понимает этот процесс как инференциальный. На самом деле, это объяснение все еще требует умозаключений со стороны младенца (Heyes 2014).

В отличие от того, что в этих случаях требовалось бы от интерпретации ToM или BR с точки зрения инференциальных способностей, энактивистская интерпретация IT утверждает, что, поскольку младенцы взаимодействуют с другими на протяжении первого года жизни в очень простых, воплощенных (первичных интерсубъективных) взаимодействиях (Trevarthen 1979), их восприятие других уже сформировано таким образом, что признает возможности, предоставляемые другим и себе в конкретных ситуациях. То, что такие возможности значимого взаимодействия с другими формируют восприятие таких ситуаций, становится ясно из экспериментов, позволяющих младенцам взаимодействовать с агентами (например, направляя агента в нужную коробку) (Buttelmann et al. 2009; Southgate et al. 2010). Эти эксперименты показывают, что в своей активной реакции на агента младенцы различают ситуации, в которых агент видел и не видел перемещаемую игрушку.

В эксперименте с трехлетними детьми, которые обычно не справляются с тестом на явное ложное убеждение, Рубио-Фернандес и Гертс (Rubio-Fernández and Geurts, 2013) позволили им взаимодействовать с агентом и показали, что чем больше трехлетний ребенок способен действовать и взаимодействовать в ситуации, тем выше вероятность того, что он получит правильный ответ. Взаимодействие не только позволяет трехлетнему ребенку получить правильный ответ; оно также помогает объяснить, почему тот же трехлетний ребенок проваливает явный тест на ложные убеждения. В последнем тесте ребенок взаимодействует только с экспериментатором, отвечая на ее вопросы, а не с агентом, поведение которого его просят предсказать с позиции третьего лица. Однако значимость взаимодействия с экспериментатором от второго лица и связанные с ним социальные возможности смещают ответ ребенка в сторону того, что известно и экспериментатору, и ребенку - реального местонахождения игрушки, - что впоследствии мотивирует неправильный ответ (Gallagher 2015). Как объясняет Чиауника (2014), с точки зрения эволюции выживания, непосредственность интерсубъективного взаимодействия имеет приоритет над любой задачей, связанной только с наблюдением. В экспериментах, в которых задача перестраивается таким образом, чтобы взаимодействие с экспериментатором поддерживало (а не отвлекало) способность ребенка отслеживать перспективу агента (например, Rubio-Fernández and Geurts 2013), трехлетний ребенок проходит тест на ложное убеждение.

Если мы экстраполируем то, что происходит в случае с человеческим ребенком, на то, что может быть проблемой в случае с шимпанзе, то появляется потенциальный ответ на вопрос, почему шимпанзе испытывают трудности с заданиями на ложное убеждение. В исследовании Колла и Томаселло (Call and Tomasello, 1999) одна из проблем может заключаться в том, что значимость коммуникативного взаимодействия между шимпанзе и коммуникатором может заставить шимпанзе следовать поведению коммуникатора, даже если коммуникатор не видел изменения местоположения. Другая проблема может заключаться в том, что ситуация, с которой сталкивается шимпанзе, как с точки зрения решения проблем, так и с точки зрения социальной (интерсубъективной) структуры, значительно отличается от первичных интерсубъективных ситуаций в дикой природе. В то время как у человеческих младенцев первичные интерсубъективные взаимодействия формируют их восприятие в течение года, неясно, что первичная интерсубъективность у шимпанзе такая же, поэтому конкретные ситуации тестов на ложное убеждение могут не предоставлять таких возможностей (или не обязательно быть такими же значимыми), как у человеческих младенцев.

Мы отмечаем, что большинство экспериментов с шимпанзе, которые были завершены, связаны с межвидовыми задачами; мы не должны удивляться тому, что появятся другие результаты, если в дополнение к дизайну "пища-конкуренция" появится больше экспериментальных дизайнов, которые полагаются на внутривидовое взаимодействие. Возможности действия и взаимодействия, а значит и возможные реакции, могут быть разными в межвидовых и внутривидовых ситуациях. Как отмечают Бирн и Уитен (1992), вслед за Джолли (1966) и Хамфри (1976), приматы в естественных условиях не сталкиваются с такими техническими проблемами, как многие из существующих экспериментальных проектов; скорее, приматы склонны решать социальные проблемы (например, избегать конфликтов). Особенно если учесть тот факт, что в экспериментах шимпанзе изымаются из дикой природы и удаляются из ранее существовавших социальных групп, следует ожидать, что на наши результаты повлияет как характер задач, которые им ставят, так и удаление