Шрифт:
Закладка:
Кисея и тюль в Ницце стоили дёшево, поэтому она в особых случаях облачалась в них и следовала разумной британской моде на простые платья для молодых девушек, украшала свои очаровательные маленькие туалеты свежими цветами, несколькими безделушками и всевозможными изящными деталями, которые были одновременно и недорогими, и эффектными. Следует признать, что художник в ней иногда преобладал над женщиной и забавлялся причёсками в античном стиле, статными позами и классическими драпировками. Но, дорогие мои, у всех нас есть маленькие слабости, поэтому нетрудно простить их молодым людям, которые радуют наши глаза своей красотой и веселят наши сердца своим бесхитростным тщеславием.
– Я действительно хочу, чтобы он нашёл, что я хорошо выгляжу, и рассказал об этом домашним, – сказала себе Эми, надевая старое белое шёлковое бальное платье Фло и покрывая его облаком нового тюля, из-за которого показывались её белые плечи и золотистая головка, производя самое выразительное воздействие. У неё хватило здравомыслия оставить свои волосы в покое, после того как она собрала густые волны и завитки в пучок à la[130] Геба на затылке.
– Это не модно, но мне идёт, и я не могу позволить сделать из себя пугало, – говорила она, когда ей советовали завить, распустить или заплести волосы в косы, как того требовала последняя мода.
Не имея достаточно красивых украшений для этого важного события, Эми обвила свои пышные юбки розовыми гроздьями азалии и обрамила белые плечи нежными зелёными виноградными лозами. Вспомнив о раскрашенной обуви из прошлого, она с девичьим удовлетворением оглядела свои белые атласные туфельки и прошлась по комнате, восхищаясь своими аристократическими ножками.
– Новый веер как раз подходит к моим цветам, перчатки гармонируют с подвеской, а настоящее кружево на тётином mouchoir придает воздушный вид всему моему наряду. Если бы только у меня были классические нос и рот, я была бы совершенно счастлива, – сказала она, критически оглядывая себя в зеркало и держа по свече в каждой руке.
Несмотря на эти изъяны, она выглядела необычайно весёлой и грациозной, когда поплыла к выходу. Она редко бегала – это не соответствовало её стилю, как она думала, и с её высоким ростом ей больше подходила стать Юноны, чем игривый или легкомысленный образ. В ожидании Лори она прохаживалась из одного конца длинной гостиной в другой и раз встала под люстрой, которая выгодно освещала её волосы, затем передумала и отошла в другой конец зала, как будто стыдясь девичьего желания сразу же произвести благоприятное впечатление. Так вышло, что Эми поступила как нельзя лучше, потому что Лори вошёл так тихо, что она не услышала его шагов, стоя у дальнего окна, повернув голову на полоборота и одной рукой придерживая подол платья, при этом её стройная белая фигура на фоне красных занавесей смотрелась не менее эффектно, чем удачно размещённая статуя.
– Добрый вечер, Диана! – сказал Лори с так нравившимся ей выражением удовольствия в глазах, которые он не сводил с неё.
– Добрый вечер, Аполлон! – ответила она, улыбнувшись ему в ответ, потому что он тоже выглядел необычайно элегантным, и мысль о том, что она сейчас войдёт в бальный зал под руку с таким представительным мужчиной, заставила Эми от всей души пожалеть четырёх некрасивых мисс Дэвис.
– Держи цветы. Я сам их подбирал, помня, что тебе не нравилось то, что Ханна называет «покупными букетами», – сказал Лори и протянул ей изящные цветы в портбукетнице, о которой она так давно мечтала, каждый день видя её на витрине магазина «Кардилья», мимо которого проходила.
– Как ты добр! – с благодарностью воскликнула она. – Если бы я знала, что ты сегодня придёшь, я бы приготовила для тебя какой-нибудь подарок, хотя, боюсь, не такой красивый, как этот.
– Благодарю. Этот букет не так красив, как должен быть, но в твоих руках он выглядит изящнее, – добавил он, когда она защёлкнула серебряный браслет на запястье.
– Пожалуйста, не надо.
– Я думал, тебе по душе такие комплименты.
– Не от тебя, это звучит неестественно, и мне больше нравится твоя прежняя прямота.
– Я рад, что это так, – ответил он с облегчением, затем помог ей застегнуть перчатки и спросил, прямо ли у него повязан галстук, как он обычно делал, когда они вместе ходили на вечеринки в Америке.
Общество, собравшееся в длинном обеденном зале в тот вечер, было таким, какого не увидишь нигде, кроме как на континенте. Гостеприимные американцы пригласили всех своих знакомых, которых они застали в Ницце, и, не испытывая предубеждений против титулованных гостей, добились приезда нескольких аристократов, чтобы придать больше блеска своему рождественскому балу.
Русский князь снизошёл до того, чтобы часок посидеть в углу и поговорить с крупной дамой, одетой, как мать Гамлета, в чёрный бархат с жемчужной уздечкой под подбородком. Восемнадцатилетний польский граф посвятил себя дамам, которые назвали его «очаровательным милашкой», а некая немецкая Его Светлость, явившись на ужин в одиночестве, рассеянно бродила по залу в поисках съестного. Личный секретарь барона Ротшильда, широкоплечий еврей в тесных ботинках, лучезарно улыбался всем вокруг, как будто имя его хозяина венчало его золотым нимбом. Толстый француз, лично знакомый с императором, пришёл, чтобы удовлетворить свою страсть к танцам, и леди де Джонс, британская матрона, украсила бал своей семейкой из восьми человек. Конечно, там было много легконогих американских девушек с пронзительными голосами, красивых, безжизненных и одинаковых англичанок, несколько некрасивых, но обворожительных французских дам, а также обычный набор путешествующих молодых джентльменов, которые весело резвились, в то время как мамочки всех наций выстроились вдоль стен и ласково улыбались им, когда те танцевали с их дочерьми.
Любая молодая девушка может представить себе душевное состояние Эми, когда она «вышла на сцену» в тот вечер под руку с Лори. Она знала, что хорошо выглядит, любила танцевать, чувствовала, что «ступает по родной земле» в бальном зале, и наслаждалась восхитительным чувством власти, что приходит к молодым девушкам, когда они впервые открывают для себя новое и прекрасное королевство, которым они рождены править благодаря своей красоте, молодости и женственности. Ей действительно было жаль юных, но неуклюжих, некрасивых сестёр Дэвис в сопровождении лишь мрачного papa и трёх ещё более мрачных незамужних тётушек, и, проходя мимо них, она поклонилась им самым дружелюбным образом, что оказалось весьма удачно, так как это дало им возможность разглядеть её платье со всех сторон и сгорать от любопытства, желая узнать, кем может быть её спутник, выглядевший так изысканно. С первым аккордом оркестра Эми залилась румянцем, её глаза заискрились, а туфельки стали нетерпеливо постукивать по полу, потому что она хорошо танцевала и хотела, чтобы Лори об этом узнал. Поэтому потрясение, которое она испытала, можно легче представить себе, чем описать, когда он сказал совершенно спокойным тоном:
– Что, хочешь потанцевать?
– На балу обычно принято танцевать.
Её изумлённый взгляд и быстрый ответ заставили Лори исправить свою оплошность как можно скорее.
– Я имел в виду первый танец. Окажешь мне честь?
– Ты получишь его, но мне придётся отказать графу. Он божественно танцует, но он извинит меня, так как ты мой старинный друг, – сказала Эми, надеясь, что этот титул произведёт хорошее впечатление и покажет Лори, что с ней шутки плохи.
– Милый малыш, но эта польская жёрдочка[131] слишком коротка, чтобы на неё могла опереться… «дама, застывшая, как мрамор, высокая! И я признать готов, что всех она прекрасней – дочь богов»[132]. – Таким ответом ей и пришлось удовольствоваться.
Группа танцующих, в которой они оказались, состояла из англичан, и Эми была вынуждена чинно исполнять котильон, всё время ощущая, что с большим удовольствием станцевала бы тарантеллу. Лори уступил её «очаровательному милашке» и отправился исполнять свой долг перед Фло, не обещая Эми грядущих танцевальных радостей, и эта предосудительная непредусмотрительность была ею должным образом наказана, так как она немедленно согласилась на приглашения от других молодых людей на все танцы вплоть до ужина, намереваясь всё же смягчиться, если он проявит
