– Экономика – это не главное… Не так уж важно, богато или бедно живут люди. Важно то, есть ли в обществе справедливость… На Кубе сегодня все равны. Дети бесплатно учатся в школах… Образование впервые стало всеобщим. Взрослые пользуются бесплатной медициной… Да, у нас нет всей этой западной пошлой мишуры: модной одежды, казино, борделей, грампластинок, личных авто. Я считаю, что это только к лучшему. Родина – важнее всего… Родина навсегда.

– У вас самого есть семья, дети?

– Конечно. Я был женат дважды, у меня пятеро детей. Я горжусь ими… Написал каждому письмо перед отъездом в эту проклятую Боливию… Увидят они меня еще или нет, неважно. Главное – чтобы они выросли достойными, сильными и мужественными людьми.

– А за каким интересом вас сюда вообще понесло? Жили бы на Кубе с семьей, проблем бы не знали.

Че снова посмотрел на меня с удивлением.

– Я похож на скучного пыльного чиновника? Что за бред ты несешь, испанец… Я революционер. Останусь им до последнего мгновения. Точнее – до смертельного выстрела врага. Конечно, меня убьют когда-нибудь. Надеюсь только, что не скоро и не здесь…

– Но почему именно Боливия?

– Латинская Америка кипит. Как и весь мир сейчас. Пройдет всего несколько лет, и народные революции свершатся повсюду. Иначе и быть не может. Невозможно, чтобы и в наше время, как когда-то в прошлом, миллионы бедняков кормили кучку богачей, кровопийц, и безропотно подчинялись ей. Но для каждой революции нужен лидер. Я и мои друзья были готовы прийти в любую страну Южной или Центральной Америки. Повсюду есть все предпосылки для немедленной смены власти. Я решил начать с Боливии, так как здесь одна из худших деспотий и самый бедный, угнетенный народ. Потом пожар великой справедливой революции разнесся бы по всей Америке.

– Вы не боитесь, что ваш план уже не сработал? Насколько я слышал, диктатор Боливии не стал повторять ошибку Батисты и давно пригласил на помощь американцев. Не только местные войска, но и агенты ЦРУ рыщут сейчас по горам в надежде найти и обезвредить ваш отряд.

– Я ничего не боюсь. Мой долг в том, чтобы сражаться за правое дело до конца.

– Но ведь всякий нормальный человек боится смерти. Старается всеми силами избежать ее.

– Я уже немолод, почти стар. Мне тридцать девять лет, и я все видел в жизни. Мне не страшно уйти. Я никогда не принимал в отряды партизан людей старше сорока лет. После сорока человек еще может работать головой, но его тело ему все хуже подчиняется. Он не может больше месяцами ходить по многу часов в день по горам с огромным рюкзаком и тяжелой амуницией. И еще с годами почему-то у всех развивается страх смерти. Молодые не боятся быть убитыми. Им кажется, что они бессмертны. А старики отлично знают, что это не так…

Если меня убьют, другие подхватят пылающее знамя революции. Я знаю, что буду для них символом… Останусь живым и после смерти. Что такое жизнь? Бесконечное обновление… Сильные и гибкие молодые побеги в джунглях пробиваются вверх, к солнцу, через закостеневшие корни и усохшие ветки старых. Революция – это молодость… Революция – это сама жизнь…

Гевара совсем обессилел. Последние слова произносились тихо, почти невнятно, словно сквозь дрему. Еще через пару мгновений легендарный партизан спал крепким, почти мертвым сном.

Я встал и ушел в одну из палаток, чтобы не подвергаться многочисленным укусам москитов.

Проснулся с рассветом, объяснил одному из людей Гевары, как следует ухаживать за его раной в ближайшие дни, и с одним мальчиком-проводником отправился в долгий обратный путь.

Правительственные войска оказались здесь спустя два дня. Возможно, кто-то из партизан решил, что именно я оказался доносчиком. Но это было, разумеется, лишь совпадением.

Че Гевара отстреливался до последнего патрона, но был взят в плен. Он все еще не мог ходить, и его на носилках доставили в деревню Ла-Игера, километрах в десяти от места, где их окружили.

В деревне имелся телеграф, и командир сообщил в столицу о поимке знаменитого повстанца. Почти сразу получил согласованный с американскими спецслужбами ответ, что Че в интересах безопасности Боливии надлежит безотлагательно ликвидировать.

Че Гевара лежал со связанными руками в классе маленькой местной школы. Исполнение приговора было поручено молодому сержанту боливийской армии. Когда тот вошел в класс, его руки тряслись от волнения. Последними словами живого символа революции было: «Я знаю, что ты пришел убить меня. Стреляй же, трус. Ты убьешь всего лишь человека». Сержант выпустил из винтовки девять пуль. Несколько из них прошили руки и ноги Че, и лишь одна пуля попала точно в сердце.

После казни у Че отрубили ладони и отправили их в столицу как доказательство его смерти по отпечаткам пальцев.

Боливийские крестьяне, не сочувствовавшие и ничем не помогавшие Че в его походе при жизни, рыдали на коленях при виде его мужественного величественного лика после смерти.

Кем был неугасимый духом человек по имени Эрнесто Че Гевара: террористом или героем; кровожадным карателем, убийцей или освободителем угнетенных народов?

Споры об этом не стихают и сегодня.

Глава 24

Самовыражение как смысл жизни

(Пабло Пикассо и Джон Леннон)

Место: Канны (Франция) и Монреаль (Канада)

Время: 1969 год

Южное побережье Франции, известное во всем мире как Лазурный Берег, прекрасно в любое время года. Зимой здесь почти не бывает холодно, а яркая зелень появляется уже в самом начале весны. Лето, напротив, благодаря прохладным ветрам в этой части Средиземноморья хоть и теплое, очень солнечное, но при этом редко бывает чрезмерно жарким или засушливым.

Географически Лазурный Берег начинается у города Тулон, посередине южного побережья Франции, и продолжается почти триста километров до богемного местечка Ментона у границы с Италией. Названия городов-курортов: Сан-Тропе, Ницца, Антиб, Канны и, конечно, роскошного города-государства Монако – ласкают слух даже тех людей, которые пока не бывали в этих местах.

В конце мая туристов здесь особенно много. Причина – знаменитый кинофестиваль в городе Канны. Помимо обширной конкурсной программы зрителей привлекает также и близкое физическое соседство со знаменитостями: по каннской набережной Круазет днем либо в ресторане фешенебельного отеля вечером можно легко увидеть в метре от себя популярную красавицу-кинозвезду или переброситься парой фраз со всемирно известным кинорежиссером.

Время моего посещения Канн совпало с фестивалем не случайно. Только в эти недели года местная публика, богема и пресса, полностью зачарованные волшебной аурой кинематографа и всем, что с ним связано, оставляла в покое и даже ненадолго забывала об одном пожилом человеке, который