Шрифт:
Закладка:
Федор зло сплюнул:
— Ну, вот так он нас и развел. Это уж потом он мне рассказал, что сюда в Гражданскую пришел караван из трех подвод. Груз — ящики и мешки. Немного. Сопровождали все это офицеры-золотопогонники. Вечером приехали, остановились у Овсянниковых, а утром обратно уехали. Но только у Овсянниковых появились кони, на которых подводы пришли, а самих подвод как не бывало.
— Это как? — удивился Воронов.
— А хрен знает, — искренне ответил Федор и огляделся. — Ирма-то куда пропала. Любит девка своевольничать!
— Да, что ты про подводы! — упрекнул он Воронова. — Там ящики и мешки пропали, а тебе — подводы.
— Так ящики и мешки на себе-то далеко не унесешь, — пояснил сомнения Воронов.
— Так с подводами-то их тащить еще тяжельше, — усмехнулся Федор. — Соображай, Москва.
— То есть ты думаешь, они ящики и мешки сюда перенесли?
— Да, получается, что сюда, — признал Федор и сказал, как близкому другу, — мы ведь тут да столько-то лет все перерыли, всюду искали. А в прошлом году Клевцов что-то узнал…
— Ты чего тут язык распустил? — донеслось сзади.
— Так ты же сама сказала, что его потом…
Ирма подошла и улыбнулась:
— Вот дурак…
37
Гридин, едва проснувшись, стал одеваться, чтобы выйти к столу.
Пожилой человек, почти всю жизнь проживший одиноко, он сейчас совершенно неожиданно стал ощущать радость, видя накрытый стол и людей, сидящих возле стола. Даже если он просыпался очень рано и выходил, когда все еще спали, он садился к столу в радостном ожидании.
На этот раз за столом уже сидел Сава. Впрочем, к нему Гридин обращался именно так, как тот представился — Всеволод Аркадьевич.
Судя по тому, что тарелки перед ним были почти пустыми, он заканчивал завтрак. Да и вид у Всеволода Аркадьевича был другой, нежели вчера весь день. Скорее экипировка путешественника, может быть, грибника.
— Неужели в таком виде вы приметесь за ремонт забора? — усмехнулся Гридин, поздоровавшись.
— Не примусь, — согласился Сава. — Дела у меня сегодня другие.
Гридин поинтересовался из любопытства:
— Помощь понадобится?
— Понадобится, но, извините, вас беспокоить не стану, — с нотками извинения ответил Сава.
— А что случилось? — опять-таки из вежливости спросил Гридин.
— Алексей пропал, — ответил Сава просто.
— Как пропал?
— Простите, кто пропал? — донесся от крыльца голос Скорнякова.
Сава подождал, пока и он приблизится к столу, и повторил:
— Пропал Алексей. Наш Алексей.
— Ну… возможно, кто-то позвонил и вызвал его в Город, — предположил Скорняков.
— Алексей бы хоть кому-то из нас сказал об этом, — отозвался Гридин.
Сава кивнул.
— Может, вызвали, конечно. Я уже позвонил, попросил проверить все его концы… Мало ли что… Всякое бывает…
Помедлил, потом поднялся:
— Вот, смотрите, — он указал на пространство между домом и столом.
Все подошли ближе. Сава ткнул пальцем вниз:
— Видите спичку? Вы оба — курильщики. Можно было прикурить, если она только начала гореть? Нельзя, согласен. Идем дальше.
Он зашагал дальше.
— Вы знаете, что у дома мы не курим.
Это была чистая правда: возле дома не курили после ворчания Нателлы: дескать, весь дым в избу идет, а потом и вовсе наметили единственное место, где можно курить. Ну, чтобы окурки по двору не валялись.
— Вот, смотрите.
Банка, в которую сбрасывали окурки, была пуста.
— Я ее вечером опорожнил, — сказал Гридин.
— Точно, я же рядом был, — подтвердил Сава. — Значит, Воронов и здесь не курил.
Он повернулся от пустой банки к собеседникам:
— И что