— Алексей вышел покурить, зажег спичку, но не закурил. И исчез. М-да… — высказался Гридин.

Скорняков кивнул и спохватился:

— И что теперь?

— Есть у меня мысль, — признался Сава. — Вот и собрался ее проверить.

— Один? — упавшим голосом спросил Гридин.

Сава сперва отвернулся, помолчал, потом повернулся и сказал виновато:

— Мужики, мне одному проще будет, честное слово.

Помолчал, глядя на обоих, и добавил:

— Без обид, а?

— Куда же вы пойдете? — спросил Скорняков, понимавший, что в тайге лично он — Скорняков Михаил Иванович — мало пользы принесет, а потому решение Всеволода Аркадьевича считал правильным.

— К вчерашнему месту вернется, — ответил за него Гридин.

И обратился к Саве:

— Ты вот что… Мы, конечно, обуза, согласен… Но только в движении. Мы с Михал Иванычем тут покумекаем и, если мысли будут, как-то с тобой свяжемся. И… это… мы без обид… А, Михал Иваныч?

— Совершенно правильно! — прижал руки к груди Скорняков.

— Оружие-то есть? — уточнил Гридин.

— Ножи у Нателлы Иосифовны восхитительные! — искренне восхищенно ответил Сава.

— А хватит ножей?

— Ну… посмотрим… На рожон-то я не полезу…

38

Идти Воронову совершенно не хотелось, но его и не спрашивали.

— Встаем и идем, — велела Ирма и поднялась.

Федор тоже поднялся, рывком поднял Воронова и, протянув веревку, связывавшую руки, между ног Воронова назад, толкнул его вперед:

— Шагай, а то на веревке поволоку.

И засмеялся, видимо, представив себе эту картину.

Ирма шла быстрым шагом, хорошо ориентируясь в темноте. Видно было, что она совсем недавно прошла этим путем.

Подошли к какой-то старой постройке. Именно такая была во дворе дома, поставленного еще прадедом на окраине Курска. Этакий треугольник, будто торчащий из земли, состоящий из двери и открывающий путь к лестнице. А уж лестница эта вела в ледник, где в теплое время года хранили то, что сегодня называют «скоропортящимися продуктами».

Воронов вспомнил и дверь ту, и лестницу, и весь домик, куда его привозили на все лето… «Ну что Леша петля времени затягивается», — подумал он.

— Открывай, — велела Ирма.

— А то что? — спросил Воронов, но в ответ Федор ударил сзади в область почек.

— Ты аккуратнее, — попросил Воронов, когда боль чуть утихла. — А то начну мочиться тебе на сапоги.

— Погоди, — сказала Ирма ему за спину.

Видимо, Федор решил повторить.

— Леша, открывай, это же несложно.

— Ты про взгляд медузы Горгоны слышала?

— Ты о чем?

— Сама знаешь. Я же вижу, — Воронов повернулся к Федору, будто призывая его в свидетели. — Гомеровский сюжет. Медуза Горгона убивала взглядом, поэтому… кто там… не помню…

— Ну, не помнишь и не надо, — перебила Ирма. — Открывай.

Воронов подошел вплотную к двери и начал ее осматривать.

Повернулся к Федору:

— Ты веревку-то ослабь, мне тут потрогать все надо.

— А что тут трогать? — возмутилась Ирма. — Тебе что сказано?

— Слушай, ты, коза, — медленно и с наслаждением сказал Воронов. — Если ты меня решила тут оставить, то какое мне дело до твоего недовольства?

Он повернулся к ней и сделал шаг вперед:

— Решила? Кончай! И сама открывай!

Так же резко повернулся к Федору:

— А ты учти — меня кончит, о тебе задумается!

И снова встал лицом к двери.

— Ладно, отпусти слегка, — велела Ирма.

Веревка ослабла, и Воронов принялся изучать дверь.

Он изучал ее долго, досконально, высматривая каждый квадратный сантиметр.

Ирма не выдержала, усмехнулась:

— Ты будто хочешь попросить именно на ней тебя и похоронить.

Воронов посмотрел на нее:

— Вот что, шутница… Хотя откуда у тебя…

— Что «откуда»?

— Да, мне бы увеличительное стекло…

— А котлету «де-воляй» ты не хочешь?

— На кой черт мне твоя котлета? Мне все тут изучить надо!

Он снова встал на колени и пару минут вглядывался в порожек и землю перед