проецировать на Новую Голландию – следовало сначала отправить туда большую экспедицию для досконального изучения этих мест. А то ведь получается, что решение о создании колонии было принято на основании сведений, полученных от бывалого моряка Джеймса Кука, который вряд ли разбирался в кораблестроении дальше заделки пробоин и замены сломанных во время шторма мачт, и ботаника Джозефа Бэнкса, который, при всей своей образованности, в фермерстве явно ничего не смыслил.

Можно ли было закрыть убыточный проект в самом начале, году этак в 1791-м, когда местные обстоятельства уже успели хорошо проясниться? Вряд ли. Прежде всего нужно было руководствоваться геополитическими соображениями: то, что оставят одни, могут занять другие. К концу XVIII века Британия уже оправилась от поражения в войне с североамериканскими колониями и снова примеряла на себя одежды Владычицы мира. Вдобавок в 1802 году прозвенел первый «звонок» от французов, которыми с конца 1799 года правил молодой и крайне амбициозный консул Наполеон Бонапарт: во время очередного исследовательского плавания лейтенант Мэтью Флиндерс столкнулся с французской экспедицией у южных берегов материка.

Туссен Антуан де Шазаль де Шамерель. Портрет капитана Мэтью Флиндерса. Ок. 1806–1807 гг.

Кстати говоря, именно Мэтью Флиндерс дал Австралии ее нынешнее имя. Он начал использовать название Terra Australis[33] в судовых журналах, а затем перенес его в свой знаменитый труд A Voyage to Terra Australis[34], который был опубликован в 1814 году. Публикация закрепила новое имя материка, звучавшее для британского уха куда приятнее Новой Голландии.

Официальное признание «новоголландского» проекта ошибочным непременно повлекло бы за собой вопрос «Кто виноват?». Главным «виновником» случившегося можно было считать сэра Джозефа Бэнкса, ведь именно он расписывал перед членами парламентской комиссии достоинства Новой Голландии и рекомендовал начать колонизацию этих мест. Но Бэнкс был одним из самых авторитетных британских ученых, президентом Королевского общества и вдобавок – советником Георга III, имевшим большое влияние на короля. Против столь влиятельной особы не очень-то хочется выступать. А другим «виновником» сочли бы Уильяма Питта-младшего, потому что премьер-министр традиционно отдувается за действия всех «портфеледержателей» в его правительстве. Стал бы Питт объявлять о том, что его правительство совершило крупный промах, начав отправлять каторжников в Новый Южный Уэльс? Вряд ли. Да и вообще в подобных случаях людьми обычно движет уверенность в том, что со временем все как-нибудь наладится (и чаще всего так оно и происходит).

Британские чиновники и офицеры, находившиеся на службе в далекой колонии, делали свое дело, не вдаваясь в ненужные подробности. Колонизировать так колонизировать. Осваивать новые территории – так осваивать.

В долине реки Хоксбери, впадавшей в океан в тридцати километрах к северу от Сиднея, обнаружились плодородные земли, которые британцы начали осваивать с 1794 года. Здесь на фермах работали не только осужденные, но и солдаты, охранявшие границы поселения от набегов туземцев. В 1793 году для ускорения колонизации всем, кто служил в колонии, вплоть до рядовых солдат и низших клерков, было дано право на получение земельных наделов, размер которых начинался с пятидесяти акров [35]. Надо сказать, что солдаты хозяйничали успешнее каторжников, поскольку их мотивация была гораздо выше: они надеялись продолжить заниматься сельским хозяйством после выхода в отставку и потому старались на совесть, обрабатывая свои участки, в то время как труд каторжников, по большей части, был принудительным.

Война на реке Хоксбери

Давайте поставим себя на место аборигенов и представим такую ситуацию. Ваше племя живет здесь испокон веков, с того самого дня, когда небесный владыка Байаме создал первых людей из красной земли гор. У вас есть земля, которую дал вам владыка Байаме для проживания и пропитания. На этой земле есть места, в которых хорошо растет батат – одна из основных составляющих вашего рациона. Однажды с юга приходят большие белые люди и сажают свои растения (кукурузу) на тех полях, с которых вы привыкли собирать батат. Кому принадлежит урожай – вам, исконным владельцам этих земель, или пришельцам, которые начали хозяйничать здесь без спросу? Разумеется, вам, и двух мнений по этому вопросу быть не может.

А теперь поставьте себя на место цивилизованных британцев. Ценой тяжких трудов вы возделали «ничейную» землю, вырастили на ней урожаи кукурузы, но не смогли собрать его целиком, потому что добрую половину увели у вас буквально из-под носа наглые дикари. Можно мириться с подобным самоуправством? Разумеется, нет, и двух мнений по этому вопросу быть не может.

Неизв. художник. Аборигены пронзают копьем губернатора Артура Филиппа. Ок. 1790

Война на реке Хоксбери и ее притоке, реке Непин, стала первой между колонистами и аборигенами, конкретно – народом даруг. Она представляла собой цепочку отдельных конфликтов и растянулась более чем на двадцать лет – с 1794 по 1816 год. До 1804 года стычки носили малочисленный характер и нередко заканчивались «малой кровью». Никакой статистики, разумеется, не велось, но принято считать, что за первые десять лет конфликта погибло от 30 до 40 аборигенов и около 20 британцев. Столкновения проходили по одной и той же схеме: группа туземцев нападала на ферму, колонисты давали отпор, но от преследования благоразумно воздерживались, поскольку не знали здешних мест за пределами зоны своего хозяйствования и вообще опасались стычек в лесу, где врагам помогала сама природа.

В 1803 году совпали два обстоятельства. Во-первых, третий губернатор Нового Южного Уэльса Филип Гидли Кинг (тот самый офицер, которому Артур Филлип в 1788 году поручил командование экспедицией на остров Норфолк) решил резко увеличить освоение земель в долине Хоксбери. Площадь новых земель составила около 4 500 акров [36], а в следующем году Кинг выделил для освоения 20 000 акров [37] и еще половину от этого количества распределил в виде грантов между свободными поселенцами.

Правила расчета «грантовой» земли изменялись, но в среднем за каждые три фунта стерлингов, вложенных в колонию, выдавалось сорок акров, причем живность, которой в те времена недоставало, оценивали более щедро, нежели сельскохозяйственный инвентарь и прочие «неодушевленные» грузы. При таком подходе самая малоимущая поселенческая семья могла рассчитывать на 200 акров земли [38], но на деле переселенцы получали больше. Денежные средства, имевшиеся у поселенцев, при расчете площади грантов не учитывались – имели значение только материальные сельскохозяйственные «атрибуты». Благодаря такой практике поселенцы старались привезти как можно больше живности и инвентаря, а наличных денег, крайне необходимых для развития хозяйства, имели мало. Такой подход привел многих к