Так погиб боевой офицер-фронтовик подполковник Петров. Осенью 1942 года Петров, тогда еще молодой лейтенант, воевал в составе обескровленных частей, которые медленно пятились под немецким напором к Волге. Следуя букве приказа 227, он не сделал ни шага назад и оказался в фашистском плену. Осенью 1943 года лейтенант — а он вместе с другими военнопленными использовался немцами на строительстве укреплений на Днепре в глубине обороны, совершил удачный побег. Беглец переплыл Днепр и оказался в расположении наших частей. Ему повезло еще раз. По счастливой случайности по дороге в особый отдел, куда повели перебежчика, встретился командующий армией, прибывший на передовую для подготовки форсирования Днепра. Генералу понравился этот парень.

Кроме того, он как сапер был нужен для проводимого дела. Командующий приказал конвою отвести лейтенанта в саперную часть и передать командиру для прохождения службы. Генерал подтвердил свою волю краткой запиской.

После форсирования Днепра Петрову присвоили звание старшего лейтенанта и наградили орденом Красной Звезды. Награду вручал сам командующий. Генерал узнал своего крестника. Петров служил под началом генерала до конца войны, а демобилизовавшись в 1946 году, не порывал с ним связь. Командующий армией спас безусого лейтенанта от чекистов в 1943 году, но ничем не мог помочь своему бывшему солдату в 1950 году. Генерал получил от Петрова письмо, в котором говорилось, что подполковник несправедливо обвинен в измене Родине за немецкий плен и осужден по 58-й статье, пункт 16 на 25 лет заключения с последующим поражением в правах сроком на 5 лет. Заключенный просил добиться пересмотра дела и прилагал свое личное заявление на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.М. Шверника. Не без труда генерал попал на прием. Николай Михайлович был очень любезен и обещал разобраться, но разбирался не он. Ответ Петрову — оснований для пересмотра дела не имеется — пришел из военной прокуратуры. Сапер решил сам погасить свою свечу. Он был солдат и не мог умереть в петле или от пули придурка-конвойного. Последний взрыв подполковника Петрова слышал надзиратель Касымов, который, как и полковник Чеченев, не понял, что это значит.

Но Чеченев знал другое. Недобро смотря на героя-надзирателя, начальник Сверхлага спросил:

— Откуда ты взял, что преступник хотел взорвать подъемник?

— Я этого не говорил, — удивленно ответил герой, но, перехватив яростный взгляд своего непосредственного начальника, майора Пронзительного, попытался поправить положение дел: — Мне так показалось, хотя из-за контузии все как в тумане.

Надзиратель был не в силах выручить своего начальника. Чеченев уже все решил. Майор лишился большой звездочки на погонах и довольствовался четырьмя маленькими. Штрафной капитан Пронзительный избежал трибунала и продолжал служить на прежнем месте. Чеченев не отдал начальника режима под трибунал лишь потому, что не хотел огласки.

Деловые переговоры, которые вел начальник Сверхлага с руководством рудоуправления под шелест 140 пирамидальных тополей, относились к числу нелегких. Лагерная администрация и рудоуправление были связаны общей цепью и вместе воровали и обманывали государство липовыми отчетами о тоннах добытой медной руды, о вводе в строй новых промышленных объектов и о повышении производительности труда, но администрация лагеря и сам Чеченев были в этой связке младшими партнерами. Рудоуправление не подчинялось не только Чеченеву, но и руководству МВД. Впрочем, и Чеченев, и его руководство не подчинялись гражданскому ведомству, в которое входило рудоуправление, но от этого было не легче. Рудоуправлению принадлежали карьеры и шахты — весь Медный Рудник. Он работал согласно спущенному сверху жесткому плану, предусматривающему все возрастающие нормы добычи руды. В государственном смысле Сверхлаг придавался рудоуправлению (а не наоборот) для обеспечения Медного Рудника рабочей силой. Всемогущий полковник Чеченев, неограниченный властелин 70 тысяч заключенных, попадал в зависимость от какой-то штатской сволочи. Полковника унижала также материальная зависимость. При выполнении плана начальник Сверхлага получал от рудоуправления квартальные, а также большую годовую премию до 30 тысяч рублей[11]. От них Чеченев не отказывался.

Но получать премии становилось все труднее и труднее. Дела на Медном Руднике шли плохо. Старое оборудование и механизмы давно износились и требовали замены. По лености служащих рудоуправления и из-за недостатка средств проблемы капитального ремонта и модернизации шахт практически не решались. Руководство рудоуправления было готово свалить свои неудачи на поставщика рабочей силы. При таких нападках Чеченев не мог занять хорошую позицию для обороны. Заключенные действительно работали из рук вон плохо. Улучшение питания и быта несколько подняло производительность труда, но этого прироста не хватало для выполнения плана. Большего Чеченев достичь не мог. Не помогали ни новые ужесточения режима, ни манящий кусок белого хлеба, который раз в неделю был обещан шахтерам за ударную работу.

В конечном итоге Чеченева спасало лишь то, что рудоуправление не смело докладывать своему руководству о невыполнении заданий, даже переложив всю вину на Сверхлаг. На бумаге план выполнялся всегда, но вместо руды государству сдавалась туфта (тухта). Это достигалось несколькими способами.

Первым из них было завышение количества меди в руде. В руде, которая имела промышленное значение и подлежала разработке, если считать не чистый металл, содержалось от 0,8 до 50 процентов меди. Выражение «тонны добытой медной руды» было лишь крылатой фразой, которая сама по себе не входила в отчеты. Работа карьеров и шахт оценивалась пс другим показателям — по богатству добытой руды и по итоговому количеству меди, которую можно было из нее извлечь. Эти показатели в отчетах рудоуправления бессовестно преувеличивались.

Вторым источником туфты служила добыча руды, которая содержала много меди, по которую не научились использовать для выплавки металла. Это относилось к смешанным и окисленным рудам с содержанием меди 10–20 процентов и более 20 процентов соответственно. Тысячи тонн смешанной и окисленной руды скопились на отвалах обогатительных фабрик и медеплавильных заводов, не освоивших технологию переработки сырья этого типа. Рудник занимался бесполезной работой, отвалы при заводах увеличивались, зато в отчетах стояли красивые цифры. Бывало, что заводам отгружали не поднятую на-гора смешанную и окисленную руду, а запасы, залежавшиеся на отвалах при самом Руднике.

При налаженной технологии обогащения и плавки для получения меди годились лишь сульфидные руды. Они преобладали на Медном Руднике и характеризовались меньшим содержанием металла, чем руды смешанные и окисленные. Псгоня за туфтой приводила к тому, что из земли преимущественно извлекалась самая богатая сульфидная руда, а другое вполне пригодное для обогащения и плавки сырье оставлялось в каменном ложе. В итоге разработка месторождения производилась хищнически, как и при англичанах. Разница была лишь в мотивах действий. Чиновники рудоуправления спасали себя и хотели премий, а концессионеров интересовал чистый барыш.

Начальник Сверхлага сходился