– Конечно, – не очень твердо ответила я. Мысль о том, чтобы покинуть уют и безопасность их дома, слегка пугала.

Мы вместе поднялись в маленькую квартирку, обставленную без излишеств, но мне всего хватало: маленькая кухня, как на яхте; половину занимали деревянный стол и два стула с прямой спинкой, другую половину – диванчик на двоих, обтянутый темно-зеленым велюром, и круглый журнальный столик, на котором стояла фальшивая керосиновая лампа. Единственная картина на стене изображала охотничью сцену – болото и пятнистую черно-белую собаку с птицей в зубах.

Я повернулась к Джиджи:

– Здесь очень приятно, правда.

– Вот уж ерунда, – рассмеялась та. – Что это за мебель? Где только Эд ее выкопал. Задумывалось как его мужичья берлога, но даже он говорил, что это полный кошмар.

Она засмеялась опять.

– Пойдем посмотрим спальню.

Это была просторная и совершенно пустая комната.

– А куда делась мебель?

– До нее у Эда руки так и не дошли. Зачем спать здесь, когда в доме есть прекрасная теплая кровать?

Еще один смешок.

– Он выделил место для спальни на тот случай, если мы когда-нибудь захотим сдавать жилье.

– Ясно, – сказала я, размышляя, как бы мне раздобыть денег на кровать. Мне срочно требовалась настоящая работа, но ее было не найти. До сих пор я выполняла разнообразные поручения по соседству – прогулки с собаками и прочее в том же духе.

– Прямо слышу, как у тебя шестеренки крутятся, – сказала Джиджи. – Теперь послушай. Мы с тобой поедем по магазинам и купим обстановку. Наведем красоту и уют, и это будет твой собственный угол. Как я уже сказала, ты можешь сколько угодно времени проводить в доме. Мы тебе всегда рады, ты знаешь. Но если ты хочешь двигаться дальше, думаю, пора сделать первый шаг.

Она улыбнулась своей фирменной улыбкой, которая мне так нравится, – как будто тебя обнимают любящие руки.

– Я не позволю тебе столько тратить на меня, Джиджи. Это неправильно. Мне нужно как-то устроиться на работу.

– Всему свое время. И не указывай, как мне тратить деньги. Мы с Эдом очень даже неплохо зарабатываем, а оставить деньги некому. Я считаю, тратить их надо сейчас. Мне доставит огромное удовольствие, не говоря о развлечении, если мы с тобой прошвырнемся за покупками.

Я чуть не расплакалась. За что мне такая удача – встретить этих невероятных людей?

Всю следующую неделю мы обустраивали квартиру. Я даже развесила по стенам фотографии, которые сделала на озере Марш-Крик, куда Эд и Джиджи свозили меня на один день. Накануне переезда мы сели вместе ужинать. Эд только что вернулся из дальнего рейса, поэтому настроение у нас было праздничное. Джиджи разлила по бокалам вино и предложила тост за меня и мое новое гнездо.

– Вы так много для меня сделали, – начала я. – Не знаю, как мне вас отблагодарить за все.

Я опустила бокал и решительно сжала губы.

– Но я не могу все время пользоваться вашей щедростью. Я должна найти способ зарабатывать нормальные деньги.

Беда в том, что формально я была никто. Не имея ни номера соцстрахования, ни водительских прав, ни свидетельства о рождении, ни единого удостоверения личности, я могла рассчитывать только на случайные подработки. Когда я обращалась в службу занятости с вопросом: «Кем бы я могла работать?», на меня смотрели круглыми глазами и отвечали: «Никем. Для вас работы нет». Ну что за бред? А на что мне жить, как открыть счет в банке, получить карточку, водить машину? Сначала это выводило из себя, но я и так часто бывала вне себя. Теперь мне уже казалось, что против меня сговорились.

– Ну что ж, по-моему, я решил твою проблему, – произнес Эд.

Они оба заговорщически улыбались. Я ждала продолжения.

– Я немного свернул с маршрута, съездил посмотреть очень красивые кладбища в Джорджии и Теннеси.

– Что?

– Но там были могилы, на которые совсем грустно смотреть. Малыши, умершие через несколько дней после рождения…

– Неужели ты предлагаешь…

Я осеклась.

– Тебе нужно свидетельство о рождении. Тебе не оставили другого выбора, как взять чужое. Какой-нибудь девочки, которая родилась примерно в одно время с тобой и сразу умерла. Я так прикинул, тебе должно быть двадцать четыре или двадцать пять, и стал искать подходящую.

Он достал из нагрудного кармашка сложенный листок бумаги.

– И нашел.

Он протянул мне листок, я развернула и прочитала: Эддисон Хоуп. Родилась 28 августа 1994 г., умерла 3 сентября 1994 г. Я в изумлении взглянула на Эда.

– Ты хочешь сказать, я должна выдать себя за эту Эддисон Хоуп? Не понимаю.

– Нет, не выдать себя за нее, а взять ее имя. Теперь у нас есть имя и дата рождения. И я знаю одного человека, который может сделать тебе водительские права на это имя и с твоей фотографией. Как только получишь права, смогу достать в регистрации ее свидетельство о рождении. А дальше будет легко: карту соцстрахования и прочее. Моментально. И ты в системе.

– Откуда у тебя такие познания? – спросила я. – И этот человек, который подделывает права…

– С чем только не сталкиваются дальнобойщики, ты бы удивилась.

С минуту я поразмыслила, закусив губу.

– Разве это законно?

– Нет. В высшей степени незаконно. Но разве у тебя есть выбор? – сказал Эд, а Джиджи громко вздохнула.

Он был прав. Выбора не оставалось. Так я стала Эддисон Хоуп, пообещав себе, что это временно, пока не вернется память. Но за два года, сколько ни работали со мной неврологи, психиатры, психологи и даже гипнотерапевты, связных воспоминаний о прошлом так и не возникло. Хотя, когда я говорю, что не помню ничего, это не совсем правда. Если рассматривать неожиданно вспыхивающие в сознании образы как воспоминания, то несколько у меня есть: забрызганные кровью лица, плоть, оторванная от костей, широко открытые и уставленные на меня глаза, безжизненные и осуждающие. Много, много тел.