Но Груня не отступалась, терпеливо обращалась то к одному, то к другому. Не должно быть, чтобы не нашлось на миру человека, который смог бы ей помочь.

Она не ошиблась. Нашёлся все-таки знающий и доброжелательный человек, привёл её к дому, где находились курсы.

Груня долго стояла перед дверью большого здания, не решаясь открыть её. Потом набралась духу, толкнула тяжёлую дверь.

Её пустили в комнату, где отбирали желающих учиться на сестёр милосердия. Даже выслушали. А взять не взяли. Оказалось — не берут малограмотных, таких, кто едва только читать да писать умеет.

— А где берут? — спросила Груня. — Куда мне теперь пойти?

Пожилая женщина, ведавшая приёмом на курсы, с сочувствием сказала ей:

— К сожалению, в Москве нигде, только в Петербурге. Там есть община Красного Креста, где всех принимают.

Груня задумалась.

— А много вёрст до Петербурга? — спросила она, что-то решив про себя.

— Не меньше шестисот, — услыхала в ответ.

Опомнилась только на улице. Всё пропало! Шестьсот вёрст! Это же тьма-тьмущая. Самых крепких лаптей не хватит дойти туда. А дойдёшь, может случиться, всё понапрасну.

Прикинула в уме: больше двадцати дней идти её шагом до Петербурга. К тому времени и война кончится. Вот тебе и на́! Шла она сюда долго, шла, теперь начинай всё сызнова, той же дорогой, только назад, в свою Матрёновку. А дорога в городе запутанная: переулки, площади, тупики. Угадай теперь, куда повернуть, чтобы выйти к большаку, который ведёт из Москвы на Стародуб. Кого ни спросит, никто толком не знает. А кто-то, может, и знал, да не совсем точно указал, скорей всего, без злого умысла.

Но Груня не пожалела, что пришлось поблуждать по Москве. Таких чудес навидалась, всю жизнь будет вспоминать. И главное чудо — Кремль на Красной площади. Золотые купола соборов, колокольни, каменные стены с башнями, маленькие часовенки, ворота. Над Спасскими воротами — самая высокая башня с орлом на вершине, её украшают старинные часы.

Груня ахнула: «Уже полдень! И когда только время улетело!» Но уходить не спешила, хотелось всё разглядеть и запомнить.

Мимо прошёл пожилой господин в лёгком сером костюме с тросточкой в руке, с ним мальчик лет семи. У Спасских ворот он остановился, снял шляпу; глядя на него, и мальчик стянул с головы ярко-синюю шапочку. Оказывается, как узнала Груня из разговора господина с мальчиком, деда и внука, в Спасские ворота Кремля испокон веков полагается входить с непокрытой головой. Ведь это священное место, свидетель героического прошлого Русской земли, и чтут его, как святыню.

А рядом собор Василия Блаженного. Груня подошла ближе, осмотрела со всех сторон и вновь увидела у входа в собор деда с внуком. Здесь они тоже стояли с непокрытой головой. «Иначе и нельзя, — невольно подумала Груня. — Перед этакой красотой грех стоять в шляпе. Неужто люди сотворили всё это своими руками?»

И в лад мыслям услыхала — дед объяснял внуку:

— А соорудили храм Василия Блаженного русские зодчие, Постник и Барма, как сказано о них в летописи, «премудрые к такому чудному делу». Поставлен же храм в честь победы над Казанским ханством. Ты запомни это, постарайся.

Мальчик кивнул головой; глаза серьёзные, вдумчивые — обязательно запомнит.

Дед и внук вошли внутрь собора, а Груня, в последний раз оглядев дивной красоты собор, составленный из разноцветных башенок, медленно пошла по Красной площади, к Москве-реке.

На время даже забыла про неудачу. Так всё было кругом необычно, интересно. Все земные заботы отступили перед тем, что она увидела, но покинула Красную площадь, и сразу стало грустно, даже какое-то отчаяние нашло. Вспомнился сон, что приснился намедни. Сон со значением, будто идёт она по лугу и речка перед ней. А надо на другой берег. Поднялась на узкий мосточек, пошла; мосточек взял и обломался, прямо перед ней. Оглянулась назад — и там тоже обломался. До одного берега далеко, и до другого не близко, а она плавать не умеет. И нет ей пути ни вперёд, ни назад.

То был сон, а сейчас похоже сложилось наяву. Вестимо, назад ей путь не заказан, а вот вперёд — оборвался. Незачем и некуда идти.

С горькой досадой покидала Груня Москву в тот же день, в какой и пришла.

Она шла разными улицами и переулками, сбивалась в пути. То попадёт в тупик, то свернёт в ненужный переулок. И вдруг остановилась как вкопанная, будто услышала тайный приказ. «Что же это я делаю! — прикрикнула она на себя. — Куда иду? И зачем поддалась унынию? Мамушка ведь что говорила: «Потрудись, Груня, на войне». И люди из Матрёновки сердечно пожелали: «Терпение и любовь тебе». А я голову потеряла от досады, закручинилась».

И она тут же обратилась к проходившему мимо старику:

— Дедушка, мне нужна дорога, что в город Петербург ведёт. Может, укажешь?

— С величайшим удовольствием, — ответил старик. — Ступай прямо, пройдёшь всю улицу, в конце спросишь Красные ворота, оттуда недалеко и до Николаевского вокзала. Там тебе растолкуют, на какой поезд лучше садиться.

Поездом Груня не собиралась ехать: у неё не было на билет денег. Всего один рубль остался, так его про чёрный день надо приберечь. Какой там поезд? Она пешком доберётся до Петербурга. Эка важность! Столько уже прошла, одолеет и эти шестьсот вёрст.

Груня добрела кое-как до Николаевского вокзала, оттуда мимо Марьиной рощи прошла ещё вёрст восемь и вышла к первой от Москвы остановке по Николаевской железной дороге, к платформе Петровско-Разумовская.

Она приободрилась, успокоилась, и было такое настроение, будто именно сию минуту началась её главная дорога к заветной цели. Всё остальное было лишь подступами к ней.

МИР НЕ БЕЗ ДОБРЫХ ЛЮДЕЙ

На Петровско-Разумовской платформе Груня растерялась. В какую сторону податься? Некого спросить. Повернула наугад, куда вывезет.

Навстречу ей шёл очень прямой походкой мужчина средних лет. Лицо приметное, будто из крепкого камня вырублено, лоб высокий, открытый, взгляд доброжелательный.

— Добрый человек, — окликнула его Груня, — не укажешь ли мне дорогу на Петербург? Совсем я тут потерялась. Не знаю, куда идти.

Незнакомец сразу остановился и спросил:

— А ты какую деревню ищешь?

— Я не про деревню говорю, — возразила Груня. — Мне нужен сам Петербург.

— Вот как? — удивился мужчина. — Разве тебе не известно, как далеко до него отсюда?

— Слыхала, вёрст шестьсот.

— И дойдёшь?

— Надобно, — ответила Груня просто. — Я ведь от самого Стародуба иду, чай, уж месяц в дороге. Счёт дням потеряла.

— Шутить