прилипшую к шинели грязь и пошел туда, где лежал человек. На всякий случай оружие держал наготове. Но предосторожности были излишни. Молодой парень широко открытыми глазами безжизненно глядел в небо. Рядом валялась серая шапка. Светлые, почти белесые волосы быстро намокали в грязной лужице.

— Это ты его? — спросил лейтенант Трапезников.

Ефрейтор кивнул головой, а потом безразлично сказал:

— Сопляк какой-то.

— Сопляк? — удивился замполит. — Нет, брат, он, пожалуй, года на два постарше тебя.

Офицер снял фуражку и вытер носовым платком раскрасневшееся лицо. Короткие жесткие волосы воинственно торчали над невысоким прямым лбом.

Помолчали.

— Не обыскивал?

Кудинов непонимающе взглянул на офицера.

Нет. А зачем?

— Может быть, оружие или документы любопытные обнаружишь… Что морщишься? Обыщи! Ну, смелее, смелее…

Кудинов нерешительно опустился на колени, расстегнул на убитом пиджак и, тронув плечо, отдернул руку. Тело было еще теплое. Потом, торопясь, начал проверять карманы, стараясь побыстрее покончить с этой неприятной процедурой. Кроме зажигалки, кисета с махоркой и какой-то бумажки ничего не обнаружил. Встал, вытер потное бледное лицо.

— Это первый на твоем счету?

— Да.

— Война есть война. Ничего не попишешь. — Лейтенант помолчал, пытливо глядя ефрейтору в глаза. Затем приказал: — Забирай его винтовку с патронами и пошли в деревню…

Перед ужином на каждой заставе прошло комсомольское собрание. Планировали провести общебатальонное, но в какой хате разместишь столько человек! Пришлось отказаться от первоначальной затеи. На заставу, где служил Кудинов, пришел комбат. Он говорил первым. Майор обрисовал обстановку, рассказал, что в результате сегодняшней стычки бандеровцы потеряли десять человек. В батальоне потерь нет, если не считать легко раненного солдата, который находился в передовом дозоре.

— Одним словом, — продолжал майор, — задача такова: искать и громить бандитов. А их немало. Помните: бандиты действуют втихую, когда бдительность притуплена, когда уверены, что перед ними небольшая группа. Знайте и то, что их очень трудно обнаружить. У них определенное преимущество: знакомая местность, есть свои люди среди населения. Да-да, пусть не удивляет вас — некоторая часть здешних жителей настроена против нас: одни — кулаки, другие — обманутые и запуганные крестьяне. Так что от вашей бдительности, находчивости, а главное — смелости зависит успех операции.

Майор говорил негромко. Но в напряженной тишине его хрипловатый от природы голос доносил до солдат каждое слово.

— И вот что хочется еще посоветовать вам: драться до последнего дыхания. Страшитесь плена в любом состоянии. Нашего брата — пограничника они ненавидят больше всего. Если попадетесь, легкой смерти от них не дождетесь. Не подумайте, что запугиваю вас. Нет, просто по-отцовски предупреждаю, ясно?

— Ясно, — загудели отовсюду.

— И еще. Вы комсомольцы. С вас спрос особый. Вам и пример показывать. Все.

Потом выступали солдаты. Они говорили коротко: бить врагов смело и умело. И постановление, принятое на собрании, было сжатое: задачу решить как можно быстрее, комсомольцы должны быть впереди.

…Глубокой ночью Василий лежал рядом с Сизовым на соломе, шуршащей на глиняном полу, и не мог заснуть. Безжизненное лицо парня с льняными волосами маячило перед ним. Серые большие глаза как бы спрашивали: «За что ты меня, а?» Кудинов сердито повернулся на правый бок, к стене, задев локтем Сизова.

— Не спишь? Все о том парне думаешь?

— Стоит перед глазами и все.

— Нашел о ком терзаться!

— Кончайте шептаться, — послышался с печки приглушенный голос командира отделения. — Спать мешаете.

Застывшее лицо убитого парня, будто услышав голоса, дрогнуло и удалилось куда-то, а Василий, облегченно вздохнув, подумал: «Все, кто против нас, значит, за фашистов. И бить их надо насмерть, без всякой жалости».

Эта мысль расслабила и усыпила…

Утром светило яркое солнце. Тучи разгрузились где-то далеко на западе и сейчас, серые и облегченные, плыли на восток, оголив бездонную синеву неба.

К десяти часам застава, усиленная за счет других подразделений, уже сделала пятнадцатикилометровый переход. Остановились в крохотной березовой рощице, не забыв выставить наблюдателей. Теперь это стало самым первым правилом. Ведь враг мог напасть внезапно, в любую минуту.

Лейтенант Макеев сел на пенек, вынул из планшета потертую карту и долго разглядывал расчерченные квадраты, испещренные топографическими значками.

Когда к нему подошел Трапезников, лейтенант сказал, ткнув в зеленый кружок:

— Мы находимся в этой точке. И вот что интересно! Другие заставы должны быть вот здесь. Ага! В тринадцать ноль-ноль соседи начнут прочесывать лес, держа направление на нас. Особое внимание надо обратить на овраг. Уйти бандиты могут только по оврагу. Перед началом операции нужно проверить хуторок, — лейтенант ткнул карандашом в черный кубик на карте. — Бери с собой отделение сержанта Алексеева и отправляйтесь.

Трапезников не стал мешкать, через несколько минут бойцы отделения Алексеева уже шагали по тропинке.

Хуторок, о котором говорил Макеев, состоял из пятистенного дома с надворными постройками. На задах его начинался мелкорослый березняк. Окна глядели в пустынное поле, пересеченное глубоким разветвленным оврагом. Солдаты, огибая овраг, шли цепочкой. Впереди — командир отделения. Замыкал группу замполит. Он шел, опираясь на заостренный железный прут.

У двери дома солдат поджидал рыжебородый мужичок лет пятидесяти. Он как бы решал, ощупывая солдат зеленоватыми глазами, пускать их в хату или не пускать. Решив, верно, что это от него не зависит (хочет он или не хочет, а если солдаты вздумают осмотреть, что им надобно, — осмотрят), отошел в сторону, опустил руку в карман овчинного полушубка, вынул кисет и стал спокойно сворачивать «козью ножку».

— Что хмуришься, хозяин, гостей в хату не зовешь? — весело спросил солдат Мищенко, и румяное лицо его расплылось в улыбке.

— Ни-и, я не хмурюсь. Хотя незваные гости… — и не договорив, послюнявил бумагу, хитро поглядывая на любопытного солдата.

— Хуже татарина, хочешь сказать? — придирался Мищенко.

— Ни. Татары чем не людины? Як и мы, а може, и краше. — Хозяин хутора прикурил, щелкнув зажигалкой, и, выпуская из ноздрей дым, независимо смотрел на розовощекого солдата, как бы спрашивая: «Что, выкусил?».

Лейтенант Трапезников не стал терять время даром.

— Бандеровцы приходили? — прямо спросил он.

— А кто они такие? — с искренним удивлением задал встречный вопрос хозяин хутора.

В разговор встрял расторопный Мищенко:

— Хитришь, батя. Скажешь, и не бачил их, бандитов?

— Бандитов? Да разве здесь есть бандиты? — переспросил бородач. — У нас народ смирный. Вот те крест! — И он решительным и размашистым жестом перекрестился.

— Ты потолкуй с ним, а мы осмотрим хутор, — сказал Трапезников и направился к дому. Но на полпути остановился и вновь обратился к хозяину: — В доме кто?

— Старая.

— Сыны?..

— А сыновья где? — спросил лейтенант.

Рыжебородый замялся, вопрос застал его врасплох: откуда офицеру известно, что у него сыновья, а не дочери? Он не мог сообразить