Шрифт:
Закладка:
Правда, он пока не очень проголодался, а ну как позже разыграется аппетит?
Ехать куда-то ужинать — невозможно, вдруг Мариан позвонит и не застанет его дома. Конечно, он мог бы взять с собой мобильник, но на людях он и слова не выговорит.
Открыл холодильник. Там стояла только баночка анчоусов в масле.
Почему вообще нет продуктов? Наверняка Аделина просто забыла пополнить аварийный запас сыров, вяленых оливок, копченой колбаски…
Он взглянул на часы. В принципе можно сгонять в бар Маринеллы, купить чего-нибудь и успеть обернуться до звонка Мариан.
Сказано — сделано. Вышел, сел в машину, поехал.
На улицах было безлюдно. В баре продавались сыры, копчености и хлеб, он купил всего понемногу и поехал обратно.
На полдороге к дому большегруз, ехавший прямо перед ним, вдруг резко дернулся вбок и перегородил путь.
Монтальбано, проявив быстроту реакции, достойную мексиканского профессионального гонщика, вырулил на обочину, проехал с десяток метров левыми колесами по канаве, а правыми — по полю, накренив машину, как заправский каскадер, а обогнув большегруз, снова забрался на дорогу.
И тут на него накатил приступ страха из-за того, что он только что бессознательно сделал. Руки затряслись. Тогда он прижался к бордюру, остановился, пытаясь немного успокоиться, и, наконец, смог продолжить путь.
Подходя к двери дома, услышал, как внутри звонит телефон. Руки были заняты покупками, и комиссар долго возился, пока доставал ключ и совал в замочную скважину.
Влетел в дом, швырнул на пол пакеты, рванул к телефону, схватил трубку.
— Алло!
В ответ — долгий гудок. Звонила Мариан, нет сомнений.
И что теперь? Это ж надо — быть таким ослом, чтобы не записать номер ее мобильного! Вернее, у него не было вообще ничего: ни номеров телефона Мариан, ни адреса.
Что уж тут поделать.
Подобрал в коридоре пакеты, накрыл столик на веранде. Но есть все еще не хотелось. Закурил.
Чем, интересно, занимается сейчас Мариан?
Зазвонил телефон. Он кинулся в дом.
Это она, с ответом на его только что заданный вопрос. Магия телепатии.
— Привет, комиссар.
— Привет. Это ты только что звонила?
— Да. Я скоро выхожу от своих. Еду ужинать с тем продавцом. Гнала как могла, полдня висела на телефоне, хочу вернуться как можно скорее. Даже не представляешь, как я по тебе скучаю.
Помолчала. А потом:
— Раз на другое тебе не хватает смелости, скажи хотя бы, как сильно я тебе нравлюсь.
— Очень… нравишься.
— Можно я позвоню после ужина? Правда, будет поздновато…
— Конечно.
— Целую тебя.
— Я то…
Запнулся.
— Кто — тоже? Ты или кто-то другой?
— Я.
Положил трубку, двинулся на ватных ногах в сторону веранды, но тут телефон зазвонил снова.
Подумал, что Мариан забыла ему что-то сказать.
— Привет, Сальво.
Это была не Мариан.
— Кто говорит?
Пока задавал вопрос, понял, что совершает ошибку размером больше небоскреба.
Как мог он не узнать, кому принадлежит голос на том конце провода? Возможно, потому, что в ушах еще звучал голос Мариан?
— Раз теперь ты не узнал мой голос, что мне еще сказать? — раздраженно бросила Ливия.
Выхода нет, придется прикрываться враньем. Он набрал воздуха и нырнул.
— Ты, конечно же, не поняла, что я пошутил.
— Я слишком хорошо тебя знаю, Сальво. Ты ждал звонка от другой женщины, могу поклясться.
— Тогда, раз ты в этом так уверена, какой смысл дальше это обсуждать?
— Скажи, как ее зовут.
Придется врать дальше.
— Кароль.
— Кароль?!
— Да, а что такого? Кароль, как того папу римского, помнишь?
— Это точно женщина?
— Конечно.
Прикинулся оскорбленным.
— Как ты могла подумать, что я… с мужчиной?
— И чем она занимается?
— Танцует в одном стриптиз-клубе в Монтелузе.
Ливия на мгновение задумалась. Потом сказала:
— Не верю. Ты меня разыгрываешь.
Монтальбано вдруг ощутил огромную усталость.
У него не хватало смелости рассказать Ливии о том, что с ним творилось. Тем более по телефону — вообще никак.
— Ливия, слушай. У меня сейчас очень трудный период, и…
— На работе?
Он мигом ухватился за спасительную соломинку.
— Да, на работе. Это долгая история, и мне бы хотелось рассказать тебе все без суеты, выслушать твои советы, но за мной вот-вот заедет Фацио. А вернусь я слишком поздно, чтобы созваниваться. Давай я сам тебе перезвоню завтра вечером. Договорились?
— Договорились, — с облегчением выдохнула Ливия.
Разговор его утомил. Он вернулся на веранду, но ужинать расхотелось.
Он убрал со стола и устроился в кресле перед теликом. Щелкал пультом, пока не наткнулся на детектив, который шел два часа, включая рекламу. Потом прослушал одиннадцатичасовой выпуск новостей канала «Свободная сеть».
Почему это нигде не слышно о краже со взломом в ювелирной лавке Бурджо? Видно, карабинерам удалось придержать новость, чтобы спокойно продолжать расследование.
Он нашел вестерн и просидел за ним еще два часа.
Потом выключил телевизор — в глазах уже плясали барабашки — и ушел сидеть на веранду.
Это был опрометчивый поступок: мозг сразу начал прокручивать ситуацию с Ливией и Мариан.
А он не хотел этого: чувствовал, что еще не готов.
Но рано или поздно придется посмотреть правде в глаза.
И каким бы ни было решение, оно, несомненно, принесет ему огромное счастье и огромную боль.
6
Взглянул на часы. Почти два. Сколько длятся ужины в Милане? Какого хрена! Даже если там официантам за восемьдесят или они на ходулях! И вообще, о чем ей, Мариан, говорить с этим продавцом? Они там что, всю историю искусства решили повторить? Она, конечно, предупредила, что перезвонит поздно, но, между прочим, скоро уже рассветет!
«Вот сейчас выдерну шнур и пойду спать», — подумал он.
В это самое мгновение телефон зазвонил.
Он так взвинтил себя за последние минуты ожидания, что чуть не грохнулся на пол, вскакивая со стула.
— Слу-слушаю!
— Привет, комиссар, прости, что заставила ждать. Ужин затянулся.
Галантность Монтальбано тут же расцвела пышным цветом.
— Какие могут быть извинения?! Я прекрасно понимаю, это же такое…
— А потом Джанфранко предложил пойти выпить. Я только что вернулась.
Галантного кавалера Монтальбано тут же слопал Монтальбано-троглодит.
— Что за Джанфранко? А-алло!
— Джанфранко Лариани, продавец. Ах да, я ведь не говорила тебе, как его зовут. Он так настаивал — ну давай, чего тебе стоит, всего пять минут, не глупи, — в общем, пришлось уступить ради дипломатии.
