и тут же повернулась и пошла

в лабиринты.

В лабиринтах не так, как, например, в комнате смеха – когда захотел, тогда и

вышел. В лабиринтах зашёл и назад дороги нет – испытай до конца; и Лиза

зашла.

И что она там видела-думала?

А что там можно видеть и думать? несёшься с грохотом в жестяной ладье по

рельсам, по туннелю и лабиринтам; жуткие пещеры с пауками в паутине, очень

похоже сотканной театральным бутафором; за каждым поворотом поджидают с

выпученными глазами крокодилы, кривые разбойники, потрясающие кривыми

же ножами и саблями, кинконги, конкинги и… голлумы; сначала, всякий раз,

раз всякий, за каждым (поворотом) ждёшь чего-то хорошего, радостного – и

всякий раз, всякий раз! – то крокодил, то обезьяна, то разбойник, то разбойник с

ножом – и дальше, потом, когда уже знаешь, что ничего хорошего тебя там, за

поворотом, не ждёт, что там ждёт ужас и кошмар и очередная неудача… всё

равно – идёшь, бежишь – а куда деваться?

Вот, новый поворот…1

А вот и Лизанька. И на Лизаньке нет лица. Может ей, снова там явился

господин в фиолетовом берете?

1«Машина времени»

29

Сценаседьмая

Очень короткая, о том как влюбился молодой человек Эраст.

А вот и Лизанька; и кого она там видела в Лабиринтах? никто не знает…

L’Historie ne dit point (История молчит об этом (фр.)1)… Поэтому и я об

этом помолчу, помолчу пока, из боязни сказать неправду, ложь сказать ( Je m’en

tais donc aussi de crainte de pis faire (фр.)2) .

На Лизаньке нет лица, но постепенно оно приходит, и Лиза снова

направляется к будке «Касса».

– Эраст, – представляется внучке кассир. Как же ещё могли звать героя, если

героиня у нас Лиза3,

Лиза ещё раз называет себя Лиза и протягивает денежную купюрку.

Эраст берётся за купюрку, но теперь не выкручивает её, а длинно смотрит на

Лизу, и, не очень понятно, то ли он неожиданно без памяти влюбился, то ли

ждёт, пока девушка скажет на какой, же аттракцион теперь ей хочется (мы-то

знаем, что, ни на какой), хотя, из сейчас работающих, оставшихся, осталась

только «Комната смеха».

Время остановилось и стоит, стоит, стоит и никто его не подгоняет. Всех это

устраивает.

Лизанька улыбается (но почему-то снова, как лилии в сновидении. Почему?

ведь всё хорошо случилось) – она чувствует что-то и в то же время чувствует,

что то4, что должно было случиться, случилось; и кассир улыбается, потом даже

смеётся: «Вам, тебе, наверное, в «Комнату смеха»? потому что других

аттракционов у нас больше нет… сирень, сладко, цветёт, везде, в этом году, её

запахи…» – при этом кассир втягивает тонким (не мог же у него быть толстый)

носом воздух, в котором (в воздухе) растворён аромат, который исходит от неё

(Лизы), которая пропитана запахом сирен5 и метеол.

Конечно же – он влюбился! С первого взгляда!

Сц е на в о с ь м а я

О том как буколические стихотворства создают цельные и мечтательные

характеры. О зимних снах краснопёрок и рассуждениях почтенных снегирей.

1Из Лафонтена.

2Тоже из Лафонтена.

3Хочу предупредить, что на этом сходство с известной «Бедной Лизой» заканчивается.

4Не спеши, читатель: здесь без дефиса; не что-то, а что то.

5Как у Пушкина.

30

Наш герой родился там – где роща, речка, сады и огороды; и от этого,

наверное, у него случился такой… как бы это приличнее сказать?..

пофигистский характер (мне жалко Лизу).

Неистощимые источники душевного умиротворения: зелень дерев (помните,

я предупредил, что о зелени дерев – отдельно), синь неба, кружевной малахит

листвы, жёлтые мели и изумрудные глубинки Чернавки, улюлюканья птиц и

звонкие звоны кузнечиков, дожди, громы, молнии, туманы, рассветы, сумерки,

луна, звёзды над головой, шёпот трав и треск откушенного яблока – такие

буколические стихотворства…

Зреет рожь над жаркой нивой,

И от нивы и до нивы

Гонит ветер прихотливый

Золотые переливы.1

…сложили характер цельный, мечтательный и, что для нас главное,

углублённый в самоё себя…

Эраст был самодостаточен (De tout un peu, c’est comme elle faut l’entendre

(прошу понять меня правильно)) в своих желаниях и счастливо (ударение

лучше поставить на «а», потому что если на «и», то может получиться что-то,

вроде «Пока! «Привет, ромашки!»), Эраст был счастливо ограничен в своих

действиях и, если он, когда пришло время, и уносился в мечтах к неизведанным

ласкам, обречённый на них, как и любой другой, то ласкал обязательно, конечно

же, лишь пастушку…

Ах, зачем я не лужайка,

Ведь на ней пастушка спит.2

…в колыханиях дерев, сини неба и малахите листвы, а сам себя

представлял, как сказано в стихах, лужайкой.

В детстве речка Чернавка не была такой широкой3. Прозрачные струи

Чернавки не скрывали ещё жёлто-песочное дно с вертунами, воронками,

коловоротами и водяной травой у берегов. Ещё тогда, в детстве, маленький

Эрастик выгонял из травы-зарослей у берегов пескарей и вьюнов и ловил их в

обычную старую корзину, с которой когда-то ходила его бабушка на рынок-на-

базар. Уже подросший потом Эрастик, а потом и Эраст, просиживал всё своё

время (вы, конечно, обратили внимание, что я не сказал: всё своё свободное

время – это потому, что даже когда он и занимался чем-либо другим – всё равно,

в своём воображении, он был всегда там, под большим ивовым кустом с

удочкой (мы уже знаем, что внучка не заметила нашего героя-рыбака во время

своих попыток с другой стороны Чернавки… хотя, и без всякого sköne Ocko

1А.А. Фет.

2Из песенки Джованни Баттисты Перголези, на стихи поэта Рибутта

3Потом уже, в устье построили плотину, и Чернавка стала глубже и шире.

31

честного механика Коппелиуса, она могла бы его разглядеть и узнать…

сидящего под ивовым кустом… Но судьба была – не тогда…) Итак, Эраст

просиживал под кустом, ронявшим глубокую тень на глубокую воду, на

водомерок, на зелёную стрекозу, в больших задумчивых глазах которой,

помещались все (не всё, а все), от самых древних и до наших дней,

глубокомысленные размышления о природе вещей…

Всю, самоё по себе, составляют природу две вещи,

Это, во-первых, тела, во-вторых, же, пустое пространство…1

В этом же русле, в этом же потоке, об этом же, размышлял-думал

беспрестанно Эраст, лишь изредка, боковым зрением поглядывая на поплавок и,

как бы снисходя, улыбаясь, когда, блеснув блестящим боком и красным

плавником, широкоротый окунёк соскальзывал с крючка или краснопёрки с

красными каемчатыми, как блюдечки глазами, виляли на прощанье хвостиком,

мол: пока, счастливо (здесь ударение на