Шрифт:
Закладка:
Да и в карантин экипаж садился сам, а не под стражей, чем Гешов в своих деловых целях неоднократно пользовался.
— Что у вас здесь происходит? — начал было Богдан, но, к его удивлению, в канцелярии сидели совсем не те люди, что прежде, а в кабинете капитана был не его старый знакомец, с которым его объединяли многочисленные деловые интересы.
— Гешов? — мрачно встретил его новый капитан, — В неудачный день Вы прибыли!
— Что происходит?
— Генерал Олиц умер. В городе траур, в порту тоже. Карантинные и таможенные офицеры на прощании с Петром Ивановичем. Процедуры досмотра займут много больше времени.
— Олиц? А он что, был в городе?
— Вы, похоже, ничего не знаете о происходящем. — равнодушно заметил капитан порта.
— Что случилось?
— В городе была чума, волнения. Чёрный Город жив благодаря ему.
— А он тоже от чумы умер?
— Нет, апоплексический удар. Большая трагедия для всех нас! — капитан горестно покачал головой.
— Моя семья живёт в городе, что с ней?
— Не знаю. — по-прежнему равнодушно отвечал чиновник.
— Мне надо к жене и сыну!
— Это положительно невозможно. Сначала процедуры, потом карантин…
— Но, Георгий Петрович всегда…
— За подобное его и сняли! Адмирал Сенявин был крайне недоволен безобразиями, творившимися в коммерческом порту, вся администрация заменена на военную. Понятно?
— Но…
— Давайте адрес и записку семье, отправлю к ним рассыльного. — смягчился капитан порта.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Доктор Мухин, сколько ещё живых в бараке осталось? — устало спросил Лущилин.
— Всего трое, господин прапорщик. Восемнадцать человек похоронили.
— Тяжело… Доктор Швецов, который следит за лагерем за ручьём, говорит, что карантин завершается — больше заболевших нет. Значит, только эти трое. Кстати, кто ещё жив?
— Иона Шипов, он прежде Шепардом звался, из Пантелеевки, Степан Горшков из Нефёдовки, да маленькая Анна Гагарина.
— Девочка ещё жива? Чудо! Не думал я, что она так долго продержится…
— От неё отец Памфилий ни на шаг не отходит. Похоже, выживет!
— Чудо! Воистину чудо! По остальным прогнозы есть?
— Даст Бог, и Горшков выздоровеет, а вот Шипов — не жилец. Сегодня-завтра преставится.
— Будем молиться за них…
— Господин прапорщик, а зараза ещё где замечена?
— Не волнуйтесь, Константин Григорьевич — нет. Похоже, у нас эпидемия закончилась. Вот в Польше да Венгрии — там чума вовсю свирепствует. Всех освободившихся ертаульных в Малопольшу отправляют — у Румянцева уже войск не хватает на карантины, в Кракове чёрт знает что творится. А в Империи, вообще, конец света! Армия с карантинами свирепствует. Беженцы десятками тысяч к нам валят. Пришлось Потёмкину за Прутом уже восемнадцать карантинов открыть. Армию в кордоны развернули. Тяжело там, наместник разрывается на Дунай и Таврию.
— На замену Олицу-то кого пророчат?
— Вроде бы Брюса[5], но пока он доедет, пока в должность вступит…
— М-да… А мы что делать будем?
— Ну, как, через неделю основной карантин завершится — крестьян по домам, ертаульным в Польшу приказ идти, а мы с Вами ещё месяц после завершения болезни тут посидим, себя проверим, да и за местными присмотрим. А что потом будет — кто его знает, приказ будем ждать.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Брат Памфилий, ты почто совсем о себе не думаешь? Ведь сколько уже не спишь, да и не ешь почти ничего! Исхудал совсем! — Агапий остановил товарища, с которым не общался уже много дней.
— А, брат Агапий! Прости! Аннушке совсем нехорошо! Рядом надо быть!
— Как же так, брат! Сколько людей вокруг, разве можно всем-то помочь?
— Что ты, Агапий! — Памфилий ласково улыбнулся, — Каждый человек для Господа ценен! Пока ноги меня по земле носят, я должен помогать каждому!
— Что же теперь, обязательно каждому помогать?
— Каждому! Разве ты просто свои грехи отмаливаешь? Или думаешь, что грех Богом на благодеяние обменивается? Вижу, не думаешь! Сам всем помогаешь!
— Но ты же от неё не отходишь вообще!
— Видишь, Агапий, тут же душа невинная! Дитя совсем, только на ножки встала. Ей такие испытания! За что так? Матери у неё уже нет, чума её ест… За грехи наши! Не свои! Может, за мои грехи, может, за твои… Дитя оно же, как Божий дар. Вот у меня сынок был… Да и ты мне рассказал про знак Божий, что тебе в Москве явился. В общем, я для себя решил, брат Агапий, что ежели дитя выживет, то, значит, простил меня Бог за грехи мои, понимаешь?
— Понимаю… Только вот шансов-то у неё нет совсем!
— Всё в руках Божьих!
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Господин прапорщик! Выжила девочка-то!
— Выжила? — Лущилин оторопело перекрестился. — Господи, твоя воля! Чудо!
— Да, оно самое! — доктор устало стер пот с лица, — Вы́ходил её отец Памфилий! Не отходил ни днём ни ночью и вы́ходил! Всего девятнадцать человек умерло! Справились мы!
— Ох, Константин Григорьевич, не устали ли Вы людей хоронить, а?
— Что Вы, Елизар Демидыч, работа моя такая, врачебная, людей хоронить! — усмехнулся врач, — Такое дело, коли человек больной, так вылечить его не всегда выходит. Вот Вы тоже же, солдат, Вам людей в могилу опускать тоже работой вменяется.
— Да, только вот устал я хоронить женщин да детей. На войне-то такое нечасто бывает. Выпьете со мной, доктор? Всё же закончилось — можно немного.
— Давайте! Вот давно спросить хотел, где Вас так всего изранили?
— А, это… Это я когда в Кабарде с чумой боролся. В одном сельце местные против нас возбудились, а я туда всего с двумя солдатами, да лекарем пришёл — спешили очень, да и удачно всё шло, а тут… Чудом выжил! Один местный дворянин меня спас, вывез оттуда, да вон отцу Памфилию передал, тот меня и вы́ходил.
— И что потом?
— Ну, отблагодарили его.
— А с деревней-то что? Наказали?
— Да нет, я туда потом наведался — не было её больше. Видно, моровая язва там похозяйничала. То ли все умерли, то ли разбежались. Да и неинтересно — чуму-то мы там победили. Но вот так без поддержки и подготовки я больше в селения не вхожу!
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Богдан шёл по мостовой, ведя коня в поводу. Он смотрел на улицы города, который пытался