“Волею судеб мне пришлось “покататься” по стране в арестантской робе. Довелось видеть масштабы столь позорного явления, как гомосексуализм.

В уголовной среде процветает такая мера наказания, как “плата натурой” (за проигрыш в карты и невозможность возмещения ущерба, за личное оскорбление словом и пр.). В колониях существуют целые бараки педерастов (в каждом — 100–150 человек). Страшно представить, сколько мужчин путём грубой силы стали “женщинами”. Знает ли об этом администрация? Безусловно. Более того, использует в “воспитательных целях” такой приём: не сделаешь того–то, переведу к “девочкам”.

Сам неоднократно был свидетелем картины: лязгают запоры, открывается массивная дверь и через порог “бетонного мешка” перешагивает новенький. Отпетые уголовники оживляются. Спрыгивают с нар. Внимательно изучают гостя. А тот испуганно переминается с ноги на ногу. За какую–то провинность на него завели дело и на время следствия бросили в общую камеру.

Наконец, слышны реплики: “О-о, да он молоденький!”. Другой вторит: “А симпатюля! Точь–в–точь, как моя первая любовь…” Всё. Новенький обречён. Через день–два он уже “маша”… В момент экзекуции не достучишься в массивную дверь — дежурный в звании прапорщика или сержанта храпит с чувством исполненного долга на стульях в конце коридора… Какое уж тут воспитание или исправление?”

Ситуация, на первый взгляд, выглядит предельно ясной: сильные мужчины удовлетворяют свою половую потребность за счёт слабых. Жестоко, противозаконно, но вроде бы есть некоторая лазейка для снисхождения: очень уж сексуально изголодались уголовники, а тут ещё появление в их грубой среде юного миловидного создания… На деле же всё обстоит проще и бесчеловечнее. Участвуя в судебно–медицинских экспертизах, сексолог нередко видит не женственных юношей, а матёрых устрашающего вида уголовников, сплошь покрытых татуировкой. Их действительно изнасиловали (“опустили”), превратив в “педерастов”, но это было продиктовано отнюдь не тоской насильников по любовным утехам. Таковы приёмы междоусобной борьбы уголовников за власть.

Разумеется, и те строптивые заключённые, которых тюремное начальство переселило к “девочкам”, и те, кто, проигравшись в карты, стали “петухами”, никогда больше не вернут себе в тюрьме или в “зоне” прежнего социального статуса. “Спецбарака” в колонии может и не быть, а вот в любом из мест заключения “педерасты” (“пидоры”, “гомосеки”, “петухи”, “опущенные”, “обиженные”, “пробитые”, “мастевые” — кличек, придуманных уголовниками для обозначения регулярно насилуемых ими несчастных людей, не счесть) находятся вне закона. У них пробиты ложки и миски, чтобы не спутать их приборы с “чистой” посудой; они едят за отдельным столом и спят у параши; выполняют самые грязные и тяжёлые работы, не смея уклоняться от любых, часто издевательских поручений и приказов. Побои сыплются на них со всех сторон, каждый норовит продемонстрировать свою власть над теми, кто напрочь лишён человеческих прав. Ослушание грозит им смертью, ведь поддерживая систему террора, уголовники не останавливаются ни перед чем. Однажды на Урале выдалась особо студёная зима. На объекте, где работали заключённые, стояли каптёрки, чтобы обогреваться. Когда они сгорели, работы прекратились. Выгадали от этого все, кроме тех, кто совершил поджог: ведь им добавили большие сроки. Надо ли говорить, что сжечь каптёрки заставили “петухов”…

В сцене, изображённой в письме, по сути, шла охота на человека: из него делали раба. Насильники находили особое удовольствие, предвкушая события, предстоящие за стенами их камеры. Ведь весть о том, что они “опидарасили” юношу, хвостом последует за ним в “зону”. В этом–то и был скрытый смысл насилия. В уголовном мире секс стал орудием террора.

Кстати, прямое изнасилование практикуется далеко не всегда. Особым шиком среди уголовников считается обман тех, кто не знаком с бесчеловечными нравами обитателей “зоны”. Бывалый уголовник окружает только что попавшего в колонию юнца заботой, защищает от притеснений. В ходе возникшей дружбы “старший товарищ” задушевно просит своего подопечного о маленькой сексуальной услуге, которая, конечно же, останется их тайной. Подавшись на уговоры, доверчивый новичок оказывается в “зоне” вне закона, и конца его рабству отныне не будет. Но вопреки утверждениям Еникеевой и Чалидзе, смена гетеросексуальной ориентации на гомосексуальную при этом не происходит. Насилуемые “педерасты” не имеют ничего общего с геями. Те же, попав в заключение, скрывают свою нетрадиционную сексуальность куда строже, чем на свободе. Иначе — беда. Иллюстрацией служит история, рассказанная судебным врачом А. Нохуровым (1988):

“Больной О. 33 лет, с раннего детства отставал в умственном развитии, обучался в школе для умственно отсталых. Окончил 8 классов, приобрёл навыки простого труда, в коллективе был уживчив, требования понимал.

Извращённое половое влечение сформировалось в 15 лет после сожительства с 32-летним “покровителем”. Этого человека привлекли к уголовной ответственности, и связь прекратилась. Работая разнорабочим в интернате, О. сам начал побуждать подростков к вступлению в гомосексуальные отношения с ним, продолжая играть при этом пассивную роль. За это впервые привлечён к уголовной ответственности.

При судебно–психиатрическом обследовании каких–либо гормональных нарушений не отмечено, определена умеренно выраженная дебильность. Ряд характерных для олигофрении проявлений эмоционально–волевой недостаточности позволил определить его невменяемость. О. был направлен на принудительное лечение.

Во время лечения пытался вступить в половые связи с больными в качестве пассивного партнёра, но затем на фоне аминазинотерапии поведение упорядочилось, охотно помогал хозяйственной службе в больнице и был выписан через 8 месяцев.

Последующие 4 года О. работал разнорабочим в магазине, алкоголем не злоупотреблял, в социальном плане был вполне адаптирован, но гомосексуальные связи продолжались. Вновь привлечён к уголовной ответственности.

При судебно–психиатрическом освидетельствовании диагностирована лёгкая дебильность; расстройства влечения не были признаны непреодолимыми и не имели эндокринно–сексуальной основы. Определена вменяемость. О. был осуждён на 5 лет лишения свободы. В исправительно–трудовой колонии О. вполне справлялся с работой, но вскоре стал жертвой гомосексуальных домогательств ряда осуждённых, подвергался групповому изнасилованию. Стал объектом издевательств. О. по его просьбе перевели в другую зону, но и на новом месте вскоре стало известно о его гомосексуализме, продолжались случаи изнасилования, моральные и физические истязания. О. был не против гомосексуальных связей, но хотел сближения “по любви”, хотел иметь постоянного “любовника” и крайне тяжело переносил грубость и жестокость заключённых.

В результате длительной психотравмирующей ситуации развилось депрессивное состояние с суицидальной попыткой, послужившее причиной помещения О. в психиатрическую больницу мест лишения свободы. После выхода из состояния реактивной депрессии О. перевели для дальнейшего отбывания наказания на строительные работы. О. жил в общежитии и вскоре вступил в гомосексуальную связь. Оба партнёра тщательно скрывали свои отношения. О. строил планы на дальнейшее (после освобождения) сожительство с этим мужчиной. Когда срок наказания у О. кончился, он остался на стройке до освобождения своего партнёра.

Однако партнёр, освободившись, уехал, не оставив О. своего адреса. О. сделал несколько попыток вновь найти себе постоянного партнёра,