или пассивной роли в сексе, то, как иронично заметил гомосексуальный поэт Ярослав Могутин: “У нас с другом скользящий график”. Правда, спрос на подчёркнуто мужественных (маскулинных) парней превышает спрос на более феминных (женственных). И если гетеросексуальных мужчин склоняют к однополой близости, то, вопреки Еникеевой, вовсе не для того, чтобы превратить их “в пассивных наложниц”. Для геев они привлекательнее в активной роли. Если же гетеросексуал и испытает себя из любопытства в качестве рецептивного (принимающего) партнёра, то “пассивным гомосексуалистом” он от этого не станет. Сексуальная ориентация определяется не совращением; к доказательствам этого факта мы будем обращаться постоянно.

Может ли опыт, приобретённый в однополых связях, кому–то помешать жениться? Вопреки заклинаниям Еникеевой, вступление в брак менее всего зависит от того, практиковал ли мужчина гомосексуальную активность. Всё определяется типом полового диморфизма его мозга, сложившимся в ходе внутриутробного развития, силой гетеросексуального потенциала, социопсихологическими установками и желанием обзавестись семьёй.

Обвинения в адрес геев, демонстративно обменивающихся ласками в людных местах, вздорны: те порой даже избегают появляться где–нибудь вдвоём из–за боязни обнаружить свою гомосексуальность. Журналист Александр Зиненко, готовя телепередачу о геях “Другие”, не мог уговорить одного из парней сняться с отрытым лицом: «Он сказал: “Я работаю ночным сторожем. Уволят же!” Насколько же глубоко сидит этот страх! Я понимаю: политик, чиновник. Даже ночной сторож боится. Многие “шифруются”, то есть скрывают свою нетрадиционную сексуальность на работе, обманывают родителей». Необходимость поддакивать на каждом шагу гомофобам, выслушивать их злые шутки и анекдоты, вовсе не кажущиеся геям остроумными и смешными, угнетает и невротизирует представителей сексуальных меньшинств.

На гомосексуальных фестивалях геи появляются открыто, а, поскольку речь идёт о борьбе с дискриминацией, то есть о правом деле, в этих весёлых карнавалах принимают участие и вполне гетеросексуальные граждане. Во время “сексуальной оттепели” многие всемирно известные знаменитости (Жан Маре, Теннесси Уильямс, Джеймс Болдуин, Рудольф Нуреев, Фредди Меркьюри и другие) публично признались в своей нетрадиционной сексуальности. Но всё это относится к Европе и Америке; в России же геи обычно ведут себя крайне скрытно, “тише воды, ниже травы”. Требование Еникеевой “не высовываться”, высказанное в их адрес, — проявление её необъективности и гомофобии.

Что касается пресловутого ануса, роль которого ей представляется возвышенной в дефекации, а в однополом акте — низменной и отвратительной, то её слепота на этот счёт весьма красноречива. Естественно, в порнофильмах, адресованных гетеросексуалам, нет гомосексуальных сцен. Но Еникеева упорно не замечает того, без чего не обходится ни один из них. Речь идёт об обязательном введении члена в задний проход, причём по законам жанра женщины изображают при этом экстаз. Еникееву это нисколько не шокирует, и, следовательно, её негодование вызывает не анальный акт сам по себе, а нечто иное. Что же именно и почему?

Ответ можно найти у неё самой. Она уличает в невежестве и беспринципности одну свою знакомую, которая относится к геям терпимо: “Если человек своей сексуальной жизнью не приносит вреда обществу, то пусть он сам решает свои сексуальные проблемы так, как ему хочется. Если ему не удаётся получить сексуального удовлетворения иным способом, но тем, как он его достигает, он не причиняет никому вреда, — то оставьте его в покое”. Еникеева же в своём осуждении геев непреклонна: «Приведенное мнение неверно в том, что гомосексуализм как явление вовсе не так “безобиден”, как считают сами гомосексуалы».

Знакомая Еникеевой любит мужчин, и, будучи свободной от комплекса неполноценности, вполне адекватна в своих отношениях с представителями сексуальных меньшинств. В отличие от неё, женщины, крайне неуверенные в собственной сексуальной привлекательности, ненавидят и боятся геев. Еникеева, прибегая к рационализации, объясняет это тем, что “многие женщины относятся к мужчинам–гомосексуалам презрительно, считая их не мужчинами, поскольку те не проявляют к ним сексуального интереса и не способны оценить их женские прелести. А раз гомосексуал не может быть потенциальным поклонником, то и женщины не считают их объектом внимания и презирают”.

В действительности же, речь идёт об особом невротическом способе психологической защиты: “Если он не оценил моих сексуальных достоинств, значит, он — педераст, значит для него мужской анус привлекательнее моего лица!” При этом гомосексуальность выдаётся за порок, затмевающий все другие, самые омерзительные. “Мало найдётся женщин, которые захотят стать женой пассивного гомосексуалиста. Одна мысль о возможности такого брака вызывает у многих женщин содрогание”, — так, совсем не в духе деонтологии (медицинской науки как не навредить пациенту), утверждает Еникеева. Геям не следует принимать близко к сердцу этот психотравмирующий набор гомофобных тирад. Никто не уполномочил Еникееву выступать от имени психиатрии и гетеросексуального мира в целом, порождая неврозы у представителей сексуальных меньшинств.

Её рассуждения по поводу геев, якобы насилующих “нормальных” мужчин, не просто не профессиональны, они бесчеловечно глумливы. Дело не в самом утверждении (есть насильники и среди геев, хоть их и несравнимо меньше, чем среди гетеросексуалов), а в системе её доказательств. Утверждать, подобно Еникеевой, что геи насилуют в тюрьмах заключённых, — всё равно, что обвинить людей, сожжённых в печах фашистами, в том, что это они истязали и умерщвляли своих палачей. Психиатр Еникеева, позволяющая себе писать книги по сексологии, не ведает того, о чём хорошо знает большинство подростков, вступивших в пору гиперсексуальности: половая роль и половые предпочтения часто не совпадают. Заместительная гомосексуальная активность в однополых контингентах и, в первую очередь, в местах заключения, практикуется людьми с “нормальной” гетеросексуальной ориентацией. Геи, как и те заключённые, которых “опустили” в “зоне”, — не насильники, а жертвы насилия. Сексологам и судмедэкспертам это хорошо известно. Массы же предпочитают верить очередному мифу.

Миф № 2: гомосексуальность — удел уголовников; “фабрики” геев — тюрьмы

Вот как представляет себе процесс формирования гомосексуальности юрист и правозащитник Валерий Чалидзе (1990):

“Социально важным является тот несомненный факт, что у многих гомосексуальные наклонности сложились во время их пребывания в местах заключения в результате насильственных действий со стороны других заключённых. При существующей системе организации мест заключения тюремные власти не в состоянии оградить всех заключённых от опасности такого насильственного гомосексуального совращения. Коль скоро человек, насильственно совращённый в местах заключения, считает, что этим ему был причинён ущерб, он вправе домогаться от властей возмещения этого ущерба, ибо именно власти поставили его в такие условия, в которых он сам был не в состоянии противодействовать насильственным посягательствам”.

Люди, полагающие, что гомосексуальную ориентацию можно навязать насильно, так что жертва, даже осознавая свою приобретённую ущербность и тяготясь ею, впредь будет предпочитать однополые контакты, наивны и мало информированы. Тем не менее, миф о том, что “гомосексуальная перестройка” полового влечения чаще всего наступает в результате насильственного совращения в местах лишения свободы, широко распространён