Хотелось выругаться от досады и, глянув на уходящую девушку, я невольно бросил:

— Красивая чертовка.

— Ведьма, вся в мать, — со смешком произнес Богдан.

— Но красивая, — протянул я.

— Эт да, — кивнул Богдан, провожающий взглядом, как и я, Ветлину.

— Лан, поворачивай домой, зря скатались только, — буркнул я, ведь надеялся на другое, на ответы, которые получу от Водяницы, но, видимо, не судьба и правды не узнаю.

Повернув коней, мы направились в сторону дома, а я все думал о разной мистике и чертовщине. Сталкивался я с ней в прошлой жизни, в том числе на войне, и хочешь, не хочешь, а поверишь, что что-то эдакое есть. И всегда придерживался того, что чем дальше это от меня, тем лучше.

По дороге назад разговор не клеился, да и настроение было не особо.

Прибыли домой уже почти к закату, ворота открыл нам Нечай, и вместе с Богданом коней мы отвели в конюшню. Где Богдан начал обихаживать коня, а я начал повторять за ним, а там и справочник новыми знаниями поделился.

Сначала я коня расседлал, а потом пришлось его чистить двумя щетками, одна была жесткая, а вторая помягче, после этого уже и напоить можно было. Благо вода подогретая заранее заготовлена в бочке, все вместе заняло не меньше часа. Вот только мне мешала старая кобылка Красавка, что лезла ластиться.

Закончив с конем, я направился в дом, где весело трещал огонь, а Афинька уже приготовила ужин, по всему дому расплывался запах каши.

— Ой, — подскочила она, когда я вошел в дом и принюхался. — Я, значит, вот огонь растопила да снедать приготовила к возвращению, а вас все нет и нет, — всплеснула она руками.

— Благодарствую, — кивнул я.

— Может, надо еще чего? — поинтересовалась она. — Постирать али залатать?

— Нет, все хорошо. Иди отдыхай да мужа с детьми корми,— и я махнул рукой в сторону двери.

Афинька отвесила мне поклон и, накинув шапку, умотала.

Умывшись и помыв руки из ведра, которое стояло рядом с очагом, я, раздевшись, уселся за стол.

Ел без аппетита, да и вкуса еды не чувствовал. Устал за день, причем не столько физически, сколько морально.

Немного посидев, я подкинул дров в очаг и завалился спать, вырубило меня почти моментально.

Проснулся резко, раз, и все, и никакого полусонного состояния и туманной головы, да и не болит ничего.

«Хорошо быть молодым и здоровым, лучше, чем старым и больным»,— промелькнуло у меня в голове.

Дома было холодно, так что пришлось, кутаясь в одеяло, идти к очагу и пытаться раздуть едва тлеющие угли. На удивление, у меня получилось, а после я накидал щепочек, огонь разгорелся, следом и дрова в дело пошли.

Одевшись и умывшись, я перекусил холодными остатками ужина, не особо было вкусно, но тут ничего не попишешь, как я уже понял, здесь не принято было завтракать. Вон обед и ужин то да, то святое. Ведь, проснувшись с утра, ты еще ничего не сделал, а значит, и завтрак не заработал. Хотя в боярских домах али княжеских палатах все может быть по-другому.

Я зажег свечу и зашел в комнату, где стояли сундуки.

— Как там вчера сказал Ветлина, — протянул я, вспоминая. — Лучше бы я по сундучкам посмотрел, ну посмотрим чего, — хмыкнул я.

В первом же сундуке я нашел кольчугу, замотанную какой-то промасленной тряпицей. Кольчуга была не новая, с прорехами, которые заделали. Да и по размеру мне большая. В этом же сундуке были и другие вещи, в том числе и шерстяной кафтан, который надевался под кольчугу, чтобы она кожу не стерла. На дне же я обнаружил два кожаных кошеля, полных серебряных монет, взвесив в руке, я примерно оценил их в сто грамм, не меньше, а может, даже и больше.

Внутренний справочник подсказал, что эти кошели подарил дед, возможно, у мамы Андрея была заначка, но где она, Андрей не знал, соответственно, и я тоже. Хотя, может, уже и не было, все-таки она помогала людям, живущим на нашей земле, а в голод цены на хлеб подскочили просто до небес.

Развязав кошели, я высыпал их содержимое на постель и с интересом начал рассматривать монеты.

Монеты были все сплошь серебряными, те, что побольше, звались копейками, и изображения на них разнились, на одной стороне был мужчина на коне с копьем, а на другой надписи или двуглавый орел, а еще попадались изображения разных мужчин. К тому же они были далеко не идеальной круглой формы, скорее, элипсообразные, попадались и согнутые, и с обрезанными краями. Были монеты и поменьше, в полкопейки, это деньга. Самые же малые —четвертаки, что уж на них было изображено, при свете свечи я рассмотреть не мог, зато все пересчитал.

В общей сложности вышло девяносто копеек, шестьдесят денег и тридцать шесть четвертаков, почти полтора рубля по нынешним меркам. К тому же внутренний справочник подсказал, что рубль нынче не денежная единица, а счетная, равняющаяся ста копейкам.

Убрав все назад, я перешел к следующему сундуку, в нем были лишь вещи: украшенные вышивкой рубахи, кафтаны и всякое другое. В третьем сундуке, стоящем в комнате, все было, как и во втором. Перейдя в комнату, в которой находился очаг, я увидел еще два сундука, в которых была какая-то домашняя утварь и посуда, я там даже серебряную ложку нашел.

— Ну, посмотрел я сундуки, и ничего в них интересного, — недовольно буркнул я, а мой взгляд блуждал по комнате. Тут я вспомнил о еще одной комнате, в которую заходил только один раз.

Там стояло два огромных сундука, в одном обнаружились разные отрезы ткани, а также мешочек с серебряными пуговицами, которые были похожи на маленькие гирьки, а во втором женская одежда, принадлежавшая матери Андрея.

Лазить по чужим вещам мне не особо нравилось.

«Мда уж, ничего и ни черта, должно же быть еще что-то»,— промелькнула у меня мысль, я начал внимательно осматривать комнату и под одной из лавок в самом дальнем углу нашел небольшой резной ларец.

— Походу, это то самое, — пробормотал я и откинул крышку ларца, увидев там грамотки, а на дне что-то еще болталось.

Читать при пламени свечи мне показалось